Эволюция общественных формаций (схема развития: прошлое, настоящее, будущее)

Данная работа "Эволюция общественных формаций" является второй работой цикла работ об эволюции общества ("Эволюция сознания и развитие общества", "Бытие. Эволюция общественных формаций" и "Единение бытия и сознания. Общество на основе сотрудничества" ).

от первобытных времен до нашего времени & перспективы дальнейшего развития общества

Предметом исследования предыдущей статьи было исследование эволюции сознания. Предмет исследования этой статьи – другая сторона эволюции человечества, а именно так называемые общественные, или общественно-экономические, формации.

Есть разные варианты деления истории на различные периоды. Например, глобально культурную историю человечества делят на:

«- Первый этап (с момента появления человека – 2,5 млн. лет назад – до IV тыс. до нашей эры) – культура первобытного общества или архаическая культура.

- Второй этап (IV тыс. до нашей эры – V век нашей эры) – культура древнего мира или культура цивилизаций.

- Третий этап (с V века н.э. – до сер. ХVII века) – культура средних веков.

- Четвертый этап (с сер. ХVII – 1917 г.) – культура нового времени

- Пятый этап (1917 г. –– до наших дней.) – культура новейшего времени» (https://infourok.ru/osnovnye-etapy-razvitiya-mirovoj-kultury-i-ih-hronologiya-5019238.html).

Так же нам известны и, что называется, у всех на слуху такие отдельные фрагменты истории, как Возрождение, реформация… Это тоже этапы развития истории. Термин «Возрождение» встречается, в частности, у Джордано Вазари, который говорил о возрождении итальянского искусства, а в современном, более широком значении, этот термин был введён в обиход французским историком XIX века Жюлем Мишле и сохранился до нашего времени. Термин «реформация» обозначает просто реформирование. Но не так важно, кто когда эти термины придумал и кто употреблял – просто таковы оказались устоявшиеся варианты деления истории человечества на определенные этапы, периоды.

Так же, например, периоды истории, связанные, точнее, не с культурой (в узком смысле этого слова), а с материальной историей первобытного общества делят на каменный, бронзовый и железный век, названные по тому признаку, что в эти периоды люди сначала использовали каменные орудия, а потом учились использовать и изготовлять, соответственно, бронзовые и железные орудия. Так же, в частности, Карл Маркс попытался предложить свой вариант деления истории на отрезки, связанный тоже с материальным, а точнее, с экономическим развитием. Он заговорил о способах производства и общественно-экономических формациях (ОЭФ). Первое определение (способы производства) было им же и разработано и ни откуда не заимствовано. А второй термин (формации) отчасти происходил от того, что так раньше называли глобальные периоды в истории Земли, которые мы сейчас называем геологическими эрами или эпохами – мезозойская, палеозойская формация и т.д.

В предыдущей статье исследовался вопрос, насколько важно в развитии жизни на Земле вообще и человечества в частности развитие сознания. Но Маркс в течение всей своей жизни считал нужным изучать практически только бытийную сторону жизни и не видел необходимости в более широком взгляде.

В силу такого мировоззрения, не видя ничего существенного за рамками чисто экономических явлений, Маркс придавал своему делению на периоды ОЭФ чуть ли не абсолютно доминирующее значение, считая все критерии и все процессы, кроме экономических, полностью вторичными. Но... оставим эти претензии на абсолютное доминирование бытийных или даже только экономических факторов... если мы смотрим на человеческую жизнь шире, чем делал это Маркс, мы видим несоответствие таких выводов с реальными фактами жизни и, учитывая реальные факты, приходим к выводам, существенно отличающимся от выводов, которые делал он. (Предыдущая статья была посвящена этому.)

Интересна сама идея существования ОЭФ и деления истории человечества на ОЭФ, пусть и не как что-то абсолютно доминирующе важное, а как одно из возможных делений история человечества на различные периоды, наряду, например, с различными культурными периодами истории человечества.

Хотя смена ОЭФ до сих пор осталась даже для самих марксистов процессом пока еще полупонятным или, скажем так, не совсем понятным...

С одной стороны, механизм перехода от формации к формации, на основе смены способов производства, понятен. Об этом и с точки зрения Маркса и не только с его точки зрения логичнее будет с подробностями сказать несколько позже, в главе «Последствия» и далее. А пока – если постараться сказать об этом максимально коротко, то Маркс считал, что существует простой процесс смены способов производства по причине периодического накопления противоречия между производительными силами и производственными отношениями. По Марксу, когда новая ОЭФ начинается, производительные силы и производственные отношения находятся в достаточной степени гармонии одни с другими. Но со временем производительные силы растут, а производственные отношения остаются теми же. Объяснять, что такое производительные силы, наверное, не надо, а производственные отношения – это, в первую очередь, отношения между владельцем средств производства и работниками. В частности, во время предыдущих ОЭФ, при рабовладении характерными для того периода были специфические отношения между рабовладельцем и рабом. При феодализме – отношения между феодалом и крестьянином. При капитализме же – это отношения между капиталистом и наемным работником, и пока существует капитализм, они измениться не могут. Хотя вместо классических фабрик, где владельцем является один капиталист, отчасти возникают акционерные общества, где могут быть несколько владельцев (крупнейшие держатели акций), но на другой стороне этих отношений всё равно остается наемный работник. И отношения между одним или несколькими владельцами частного производства и их наемными работниками остаются теми же самыми и пока существует капитализм, эта основа производственных отношений не изменится. Таким образом, развивающиеся и меняющиеся производительные силы постепенно всё больше входят в конфликт с неизменными производственными отношениями. В конце концов, это противоречие становится уже слишком сильным, и некоторые люди изобретают новый способ производства, при котором в начале это противоречие снимается и производительные силы достаточно гармонично сочетаются с производственными отношениями. Количество предприятий, на которых используется этот новый способ производства, становится всё больше, и это и есть механизм установления новой формации (ОЭФ). Потом и в течение этой формации производительные силы опять развиваются и опять постепенно входят в конфликт с производственными отношениями, и всё повторяется. Таков простой механизм смены ОЭФ, описанный Марксом.

Он, правда, добавил к этому еще необходимость революций, но просто на основе фактов можно выяснить и доказать, что это явно еще одна из его ошибок; на деле, если революции происходят, они бывают нужны для другого (это тоже еще будет здесь объясняться – эту тему никак нельзя обойти вниманием).

Но, за исключением разговора о революциях, в остальном механизм смены формаций, скорее всего, угадан Марксом верно. Точнее говоря, нарастание противоречия между производительными силами и производственными отношениями и, как следствие, смена способа производства – таковы экономические предпосылки и экономический механизм смены ОЭФ. Или, скажем так, это экономическая основа смены ОЭФ.

Маркс не мог быть во всём прав, в частности, и потому, что во время его жизни еще не все явления можно было достаточно хорошо осмыслить… В целом развитие человека и человечества гораздо сложнее, чем представлял Маркс (отчасти это показано в предыдущей статье «Эволюция сознания…»), но это не может отменить правильности того, как Маркс описал механизм развития формаций; и только, учитывая параллельность развития человеческого бытия и сознания, становится понятно, что какие-либо экономические процессы идут и могут быть описаны нами, но только невозможно говорить о них, как о единственно важных, игнорируя всё остальное в развитии человечества. Описанные им экономические процессы могут не быть абсолютно доминирующими над всем остальным, они не единственно важные, но и отрицать их, как частные процессы, тоже не имеет смысла.

Описанный Марксом механизм смены формаций может быть описан и близко к истине, но, по всей вероятности, это только часть процесса. Как происходит, что в определенное время в стране начинает развиваться новый способ производства, почему его развитие начинается не раньше или позже? Это, кстати, связано с тем, почему, по мнению Маркса, нельзя было установить социализм или коммунизм уже, допустим, после рабовладельческой формации. Маркс дает этому чисто материалистическое объяснение, что следующему способу производства и, соответственно, следующей формации дает возможность начать развиваться только достижение определенного технического уровня развития. Раньше этого времени новый способ производства возникнуть никак не может, ему неоткуда возникать, а как только этот уровень достигается, новый способ производства возникает автоматически. Маркс об этом говорит символически, что водяная мельница дает нам общество во главе с сюзереном (феодализм), а паровая мельница порождает капитализм. Но это сильно отличается от того, что мы видим на практике. Например, рабовладение в Древнем Риме стало постепенно переходить в нечто вроде феодализма еще до завоевания Рима варварами, еще в первые века нашей эры. Но во многих странах рабовладение сохранялось до позднего средневековья (при том, что технический уровень развития стран тогда был уже совсем другим, чем в Древнем Риме), а в арабских странах и еще дольше, вплоть до XIX-XX веков. Маркс относился к рабовладению, как к античному способу производства, но современные историки корректируют его мнение и говорят, что рабов, в частности, в Европе и в средние века было не так уж мало – это были совсем не мизерные остатки античного рабовладения, а фактически рабовладение в течение всего средневековья в Европе продолжало существовать одновременно с крепостничеством. Таким образом, на практике технический уровень развития, разумеется, влияет на этот процесс (это несомненно), но в то же время переход от одной формации к другой может и сильно затягиваться, независимо от технического уровня развития страны. Считая, что общественное бытие доминирует над общественным сознанием, Маркс никак не мог прийти к такому выводу, но на практике получается, что переход к новой формации отчасти зависит и от того, когда произойдут определенные изменения в сознании людей. У нас есть не только материальные потребности, но и потребности сознания. И если в условиях старой формации какие-то потребности сознания не удовлетворяются, это создает ощущение необходимости изменений, в данном случае – необходимость перехода к новой формации. Если потребности сознания продолжают удовлетворяться, это откладывает желание каких-либо изменений и замедляет уход старой формации. Люди должны осознать выгодность перехода от одного к другому, а, в отличие от того, что думал Маркс, развитие сознания является параллельным процессом, а не зависимым только от технического развития страны. Материально-бытийные потребности людей могут даже доминировать, но человеческие поступки исходят не только из материальных потребностей. И для понимания реальности факторы, связанные с сознанием людей, тоже должны рассматриваться, т.к. они не являются полностью вторичными и несущественными по отношению к бытию. Факторы материально-технического развития и развития сознания (как осознают и воспринимают люди процессы реальности) являются совокупным двигателем развития человечества.

Развитие ОЭФ несколько сложнее и далеко не так однозначно, как считал Маркс. И даже деление хода истории на общественные формации и развитие формаций не является бесспорным явлением, а до сих пор вызывает непонятности и несколько разные мнения и версии…

В самых общих чертах, люди, в отличие от животных, не останавливаются на том, что они имеют в естественных условиях дикой природы, а постоянно что-то улучшают, отчасти вынужденно, отчасти намеренно, и все улучшения, постепенно накапливаясь, приводят к постоянному как бы даже самопроизвольному экономическому развитию общества: рабовладение, феодализм, капитализм… И существование этого процесса, в общих чертах, не вызывает разночтений.

С другой стороны… Некоторые интерпретаторы говорят, что, судя по некоторым поздним записям Маркса, он к тому времени стал понимать ход развития общественных формаций не совсем так, как раньше. И тем, кто пытается разобраться в логике развития ОЭФ, она до сих пор остается во многом не понятна и вызывает споры, различные интерпретации.

Особенно сложно, видимо, говорить о формации рабовладельческой. Дело в том, что если сравнить то, что говорил Маркс, с данными современных историков, мы получаем не совсем ту картину, которую представлял Маркс.

Рабовладельческая формация получается какой-то недооформленной.

Маркс говорил, что формация определяется по господствующему способу производства. Какой способ производства является господствующим, такая и формация. И, если мы говорим, например, о нашем времени, то сейчас явно господствующим способом производства является наемный труд. Но в античности ситуация была далеко не такой простой. А весь процесс от античности до наших дней напоминает то, что ОЭФ как бы постепенно проявлялись, становясь более отчетливыми.

Первоначально, в самые древнейшие времена, стал развиваться способ производства, который можно назвать первобытным – земледелие, скотоводство, ремесленничество на основе работы свободных тружеников, которые могли работать в одиночку (ремесленники) или в общинах (земледельцы), но никем не эксплуатируемых – тогда расслоения на эксплуататоров и эксплуатируемых еще не произошло. Потом развилось рабовладение, но и тогда рабов почти ни в одной стране мира не было больше 50% населения, а часто и 30% и еще меньше. В то же время в рабовладельческих странах спокойно существовали и те же свободные труженики, в частности, оставалось много свободных крестьян. Ситуация была такова, что рабовладение было уже в расцвете, но и период активного использования первобытного способа производства (свободные труженики) не заканчивался, а существовал параллельно. Но рабовладельческий способ производства был не только довольно распространен, но и больше всего производилось с помощью рабов, хотя преобладание производства на основе рабского труда могло быть и не очень большим (в разных странах по-разному). Тем более, этот способ производства был очень нестабилен, так как число рабов было очень нестабильно. Во многих странах число рабов сильно пополнялось и в разы увеличивалось после захватнических войн. Но, чтобы использование рабов было выгодным, их очень часто содержали в очень тяжелых условиях, в результате чего рабы через не очень долгий срок умирали и их в стране снова оказывалось мало вплоть до следующей войны. Рабов можно было и покупать, но когда их было мало, то и цены на них были высокие, купить их было трудно (и мало выгодно), и их так и оставалось не много.

Такой способ производства, как рабовладельческий, не мог стать по-настоящему распространенным и массовым, потому что он давал очень жесткое деление: рабовладелец имел все права, а раб становился живой вещью, не имевшей в классической версии рабства вообще никаких прав. Поэтому люди максимально сопротивлялись тому, чтобы попасть в рабство, очень старались туда не попасть. Кроме того, и стимулирование рабов к работе было тоже относительно не очень эффективным, и раб, по существу, больше всего хотел как раз наоборот избегать работы и работать как можно меньше, когда удавалось сделать это безнаказанно. Такой способ деления на эксплуататоров и эксплуатируемых по-настоящему массовым стать никак и не мог.

(В некоторых случаях рабовладельцы понимали, что заставлять рабов работать только из-под палки недостаточно, и для более эффективного труда платили им за работу, но это было уже не чистое рабство, а, по сути, комбинация рабовладения и наёмного, капиталистического труда за деньги.)

Потом изобрели феодализм и крепостное право. Крепостное право было уже заметно более мягким способом принуждения к труду. Во-первых, в результате этого вида эксплуатации крепостной крестьянин уже сам по своей инициативе выращивал продукты для собственного пропитания, только отдавая крепостнику определенную часть выращенного. Но при этом он был заинтересован вырастить как можно бóльший урожай, т.к. при большом урожае больше достанется и ему самому. Во-вторых, крепостной крестьянин уже совсем не был живой вещью, а имел определенные законные права и мог в какой-то степени распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. В результате – этот способ производства позволил вовлечь в него гораздо больше людей (эксплуатируемых) и стал более массовым, чем рабовладение. Крепостных крестьян в разных странах в разные периоды бывало и около половины населения, и значительно больше. Но при этом, отметим, совсем полного господства и у феодально-крепостического способа производства не получилось. В странах, где уже существовал феодализм, сохранялось и рабство и, подчас, совсем немалое количество рабов, некоторые историки даже отмечают, что число рабов в феодальных странах бывало не меньше, чем число рабов там же, но в период до возникновения феодализма (тем не менее, в период рабовладения феодально-зависимых и крепостных еще совсем не было, а в период феодализма феодально-зависимых и крепостных крестьян было больше, чем рабов, они производили больше, чем рабы, и этот период нельзя назвать иначе как феодальным).

И, наконец, только капиталистическое общество было создано на основе такого способа производства (наемный труд за деньги), который смог подчинить себе почти всё эксплуатируемое население тех стран, где этот способ производства начинал развиваться. Только капиталистический способ производства проявил полноценную ОЭФ, когда именно капиталистический способ производства через некоторое время после начала своего развития стал явно доминирующим в тех странах, где он стал развиваться.

Таким образом, термин ОЭФ в целом употреблять, видимо, можно, несмотря на то, что при рабовладельческой ОЭФ рабы численно не составляли большинства населения. Общественно-экономическая формация – это явление в первую очередь экономическое, а не социальное. И в основе термина ОЭФ лежит не численность, допустим, рабов, а такое явление, как способ производства. А именно рабовладельческий способ производства и рабский труд был основой экономики государств периода рабовладельческой ОЭФ. И по этому критерию вполне явно и недвусмысленно получается, что в то время в таких государствах существовала рабовладельческая ОЭФ.

Только по количеству людей, вовлеченных в тот или иной способ производства можно сказать, что, в частности, в античности первобытный, рабовладельческий и феодальный способы производства в заметной степени существовали одновременно в одних и тех же странах, и по числу рабов получается, что явно выраженной рабовладельческой формации практически не было, феодальная формация была выражена лучше и только ярко выраженная капиталистическая формация создалась. Но по вкладу в экономику – и в период рабовладения в тех странах, где рабовладение было сильно развито, рабы были основой экономики этих стран, и в дальнейшем в периоды активного развития феодализма и капитализма эти способы производства стали вносить наибольший вклад в экономику стран.

Это напоминает другой процесс развития, о котором говорит Маркс. Он говорит, что зарождение классов произошло еще в рабовладельческом обществе, но там классы были еще очень слабо проявлены. Полноценное разделение на классы и проявление классов произошло только при капитализме. Так же и каждая следующая ОЭФ оказывалась проявлена сильнее.

Таким образом, несмотря на то, как мы относимся к Марксу и марксизму, говорить о периодах доминирования того или иного способа производства, то есть о существовании общественно-экономических формаций (ОЭФ) будет вполне правомерно. Другая сторона вопроса — это то, что Маркс считал развитие материально-бытийных условий абсолютно доминирующими над сознанием людей и потому придавал таким бытийным вопросам, как существование и смена способов производства и общественных формаций тоже абсолютно доминирующее значение по сравнению с какими-либо другими процессами и этапами развития человечества. Нужно отделять (1) вопрос существования ОЭФ от (2) вопроса доминирования смены ОЭФ над другими процессами развития человечества. Тезис о доминирования бытия над сознанием оставим на совести Маркса, а веру ортодоксальных марксистов в этот тезис оставим на совести этих самых марксистов. А существование ОЭФ и их периодические смены, судя по реальным фактам истории, надо воспринимать, как констатацию реального положения дел.

Кроме уже упомянутой закономерности, есть так же и другие. Но при этом можно увидеть, что все они фактически взаимосвязаны и являются разными сторонами одного явления

Во всемирном развитии общественных формаций можно увидеть разную логику. Дело в том, что развитие идет, можно сказать, по разным линиям развития. Если взять аналогию с человеком, то мы можем развиваться одновременно физически и психически, а в психике одновременно идет развитие эмоциональное, интеллектуальное, моральное…

И можно увидеть, например, такую логику развития общественных формаций, как стремление людей к развитию равноправия. Сначала в Европе возникло грубое отступление от этого направления. Когда возникло рабовладение и когда оно потом стало развиваться и укрепляться, как некий естественный образ жизни, это радикально разделило людей на тех, кто имеет все права (рабовладельцы), и тех, кто не имеет никаких прав, вплоть до того, что шли разговоры о том, является ли вообще раб (особенно негр) человеком, и порой (опять же применительно к рабам неграм) вопрос решался тем, что нет. Соответственно, права раба, как человека, были часто практически нулевыми. Раб приравнивался, к человекоподобному рабочему скоту.

В средневековье держать рабов постепенно стали меньше, но вместо этого возникла феодальная зависимость (феодализм). Одни люди (крестьяне) находились в зависимости от других людей (феодалов). Это уже была более свободная, менее жесткая зависимость народа от господ. Здесь вопрос о том, является ли феодально-зависимый (или крепостной в России) крестьянин человеком, уже не стоял, а был решен в смысле: однозначно – да.

В капитализме владение человека человеком практически прекратилось. Человек, будь то бывший раб или крепостной, перестал быть в зависимости от господина, а в правах как бы уравнялся с господином. (Одновременно и права женщин были уравнены с мужскими.) Хотя господа и простой народ (наемные работники) всё равно остались. И фактически – некоторое неравенство в правах всё равно осталось.

В эту же схему вполне вписывается и тот общественный строй, про который Маркс говорил, как про азиатский способ производства. На самом деле это был далеко не только тип производства, но и особый тип управления людьми, который можно назвать государственно-бюрократическим. В Азии никогда не было ни настоящего рабовладения, ни феодализма. Рабы были, но очень мало, такое общество рабовладельческим назвать не получается. В Азии, в отличие от Европы, не произошло падения в рабовладение и не развилось массового возникновения такого абсолютно бесправного класса, как рабы. А следовательно, в стремлении людей к равноправию не было необходимости потом подниматься из этого рабовладельческого состояния общества. Не было там и настоящего феодализма. Деление на богатых и бедных, господ и народ было. Но права людей не были очень сильно ущемлены и оставались достаточно приемлемыми[1] и очень долгое время люди не видели возможности заменить такое общественное устройство чем-то лучшим. (Даже несмотря на то, что его экономическая эффективность могла быть не высока и в некоторых случаях, как говорят историки, даже падала, но это не заставляло людей искать другой, более эффективный способ управления хозяйством, который потребовал бы от них менять и образ жизни.) Потому этот самый азиатский государственно-бюрократический строй продержался там так долго, и только в самом конце II тысячелетия азиатские страны стали переходить к капитализму – он все же ближе к равноправию.

Не так было в США и некоторых других странах Нового Света, когда туда стали переселяться европейцы.

Европейцы уже пережили одно падение в рабовладение, когда одни люди стали вообще бесправны, а другие полноправны. И из экономических соображений (рабский труд дешев) они, переселившись в Новый Свет, решили повторить этот опыт, завели рабовладение и там…

Это, так сказать, одна грань развития общественных формаций. Были, разумеется, и другие стороны.

Хотя можно искать и находить логику в развитии общества и общественных формаций, но эволюция общества не полностью, но подобна эволюции животного мира. В животном мире эволюция – это не такой процесс, который сознательно к чему-то направлен. Просто иногда случайно возникают мутации и рождаются существа, чем-то отличающиеся от своих родителей, и те, чьи отличительные признаки делают их более приспособленными к жизни, выживают, и так путем случайного возникновения и накопления мутаций постепенно возникает новый вид. Примерно так же люди пытаются что-то делать для того, чтобы как-то улучшить свою жизнь. Делают по-разному. Но в каждый момент какие-то действия оказываются более эффективными в данных обстоятельствах. И когда люди понимают, что такие-то действия могут быть более эффективными в данных условиях, эти действия становятся более массовыми.

На этом основании, разумеется, не может не происходить еще одна линия развития общества. Люди хотят жить лучше материально и не могут не пытаться улучшить свою жизнь в материальном плане. Действия разных людей складываются и так возникает линия повышения экономической эффективности общества, которая тоже явно существует. Когда первобытное бесклассовое общество разделилось на классы, одни люди стали иметь большее, а другие меньшее влияние на развитие общества. Появились более влиятельные, господствующие, и менее влиятельные, эксплуатируемые классы. И дальше развитие пошло под влиянием, в основном, того, что хотели господствующие классы. А они хотели в первую очередь экономической эффективности, которая давала бы им возможность максимально выгодно эксплуатировать низшие классы и таким образом повышать свое материальное благосостояние. И далее развитие от рабовладения к капитализму подчинялось также и этой логике.

Так сочетались линии развития равноправия и повышения экономической эффективности. После первоначального падения в рабовладение (в Европе) господствующие классы интуитивно или сознательно понимали, что слишком сильное угнетение низших классов хотя и прибыльно, но дает обществу взрывоопасность, поэтому для собственного же (господствующего класса) спокойствия лучше, чтобы угнетение было не слишком сильным, но при этом и давало достаточно высокую эффективность эксплуатации. И так после рабовладения были найдены феодальная и капиталистическая формы эксплуатации.

Но, опять же, были и другие грани развития человечества.

Например, еще одной линией развития общества можно назвать развитие стимулирования людей. Каким было стимулирование людей к хорошей работе в первобытном обществе, сказать сложно, и потому что это дела давно минувших дней и не очень хорошо известны, и потому, что первобытный строй в разных концах мира всё же был несколько разным, и со временем постепенно менялся – происходило его «разложение». Но можно в самых общих чертах сказать, что, вероятно, в первобытном обществе стимулирование людей было несколько проблемным. Каждый работал столько, сколько и мог и умел, а кто-то радел за всю общину и работал много, но кто-то был, наоборот, откровенно ленив и что-то тоже делал, но меньше других… Рабовладение, в этом смысле, несколько улучшило это положение дел. Раба можно было заставлять работать столько, сколько хотел рабовладелец, и раб не мог этому сопротивляться. Но работа из-под палки – тоже не очень хороший способ. Человек может работать еще более высоко эффективно, если сам хочет работать больше и качественнее, чтобы произвести больше продукта самому себе. На этом была основана следующая формация – феодализм. Феодально-зависимый крестьянин работал в таких условиях, что часть произведенного отдавал феодалу, а часть оставлял себе, и чем больше он производил, тем больше он мог и отдать, и оставить себе. Было выгодно работать больше и лучше. Капитализм пошел еще дальше и вместо принудительной работы на феодала предложил работу только за деньги по такому принципу, что человек как бы полностью свободен в выборе, работать ему или нет и как много или мало работать, но чем больше и лучше работаешь, тем больше зарабатываешь. Так каждая следующая формация улучшала стимулирование людей к хорошей работе.

(Наконец, просматривается или угадывается еще одна линия развития!

До определенного времени (до конца феодализма) почти везде в мире почти всегда правили монархии и аристократия. Была наследственная передача власти. И они были господствующим классом, то есть господство переходило по наследству. При капитализме это ушло в прошлое, власть перестала быть наследственной. Но владение средствами производства и при капитализме остается наследственным. Если родители являются владельцами средств производства и, таким образом, принадлежат к господствующему классу, то и их дети по наследству получают владение средствами производства и принадлежность к господствующему классу. По логике, можно предполагать, что в следующей формации (или следующих формациях) будет как-то устранено и это явление, как раньше было устранено существование наследственной монархии и аристократии, – теперь и средства производства перестанут передаваться по наследству?)

В некотором смысле, в ходе развития общества мы, в общих чертах, видим именно просто эволюцию наподобие дарвиновской. Есть единый принцип – и в происхождении видов по Дарвину, и в эволюции общественных формаций.

Как по Дарвину. У животных происходят случайные генетические мутации. Они чисто случайны и могут быть какими угодно. Образно говоря, в результате мутаций у какого-то животного может случайно увеличивать объем мозга, а у кого-то случайно может возникнуть такая особенность, что у него одна нога будет вдвое короче других (и это будет только мешать). Но дальнейшее развитие видов приобретает как бы осмысленную форму. Тут надо повторить: как бы осмысленную. В дальнейшем кто-то из животных с мутациями может случайно выжить или нет. Но при этом на практике те, у кого случайные мутации так или иначе усилили их жизнеспособность, выживут и дадут потомство, а те, у кого случайные мутации уменьшили их жизнеспособность (вроде мутации, из-за которой одна нога становится короче другой), в основном, не выживают – они просто менее конкурентоспособны по сравнению с другими животными. У потомства тех, кто выжил, так же могут возникать случайные мутации и в результате случайным образом следующие мутации могут усиливать их отличия от предков, и если эти отличия увеличивают или хотя бы не уменьшают их приспособленность к жизни, их конкурентоспособность, то они тоже выживают, и так появляются новые виды животных.

В эволюции общества, судя по всему, происходит практически то же самое.

Люди со временем изобретают что-то новое. Чуть-чуть перефразируя поговорку, можно сказать: рыба ищет, где глубже, а человек стремится к тому, что лучше. Каждый человек (чисто индивидуально) хочет как-то улучшить свою жизнь. И иногда кто-то изобретает что-то новое, чего до сих пор еще никто не делал. Эти изобретения могут сначала казаться хорошими, но при более длительном употреблении, порой, оказываются и хуже. Или допустим, что-то при применении одним человеком для него выгодно (скажем, воровство), но при массовом использовании неприемлемо для общества.

И в результате получается, что те или иные изобретения могут появляться в обществе, но какие-то из них потом забываются по причине своей малопригодности или даже запрещаются (как то же самое воровство). Но некоторые изобретения в обществе закрепляются, как достаточно выгодные для кого-то – допустим, выгодные для господствующих классов, хотя плохие для эксплуатируемых классов… но в классовом обществе всем управляют именно господствующие классы, и то, что выгодно для них, может закрепиться в обществе надолго и очень надолго. Именно так появлялись рабовладение, феодализм, капитализм.

Речь не идет о ходе эволюции общества, ограниченном только каким-то одним направлением (например, увеличение эффективности экономики). Развитие идет в любых и во всех направлениях, но активнее всего в тех направлениях, которые для людей важнее всего.

Например, в прошлые века крайне актуальным было развитие эффективности экономики – и оно активно шло.

Так же после того, как произошло падение в рабовладение… рабовладение увеличило эффективность экономики, но радикально разделило людей на тех, кто имел все права (рабовладельцы), и тех, кто вообще не имел прав (рабы) – после этого развитие пошло так же и по направлению уменьшения этого различия прав, по направлению постепенного выравнивания прав людей перед законом (и об этом уже говорилось).

Так же рабовладение, феодализм и капитализм сменялись потому, что каждый следующий из этих способов эксплуатации лучше стимулировал к работе. И каждая из этих форм эксплуатации, давая более эффективное стимулирование к хорошему труду, закреплялась в обществе.

И это произошло опять же как в дарвиновской эволюции видов. Богатые классы всегда хотели иметь как можно больше людей у себя в зависимости и получать от них прибыль. Когда сложилось рабовладение, зависимость рабов от своих господ была абсолютной, но эта форма эксплуатации имела и свои недостатки. И когда было изобретено феодальное подчинение крестьян, оно позволило держать крестьян в менее жестком подчинении, при этом давая довольно эффективное их стимулирование к хорошей работе. Но при этом никакие законы исторического развития не принуждали изобретать именно феодализм. В любое время на Земле могла быть изобретена и любая другая форма эксплуатации, которая поначалу казалась бы хорошей и эффективной, но если бы она потом оказалась менее выгодной – она просто не закрепилась бы в обществе и исчезла.

Так же потом феодализм сменился капитализмом. Капитализм оказался еще более эффективной формой эксплуатации.

Хотя, надо повторить, никакого сознательного улучшения общества при смене формаций никогда не было. Просто отдельные люди так или иначе старались улучшить свою жизнь, и если эти улучшения оказывались пригодными для общества, они становились массовыми. При этом люди могли делать и гораздо больше изобретений, но если для общества они оказывались менее пригодными, они в обществе не закреплялись и забывались.

Марксом был открыт или, может быть, скорее, частично приоткрыт сам принцип существования и развития общественно-экономических формаций, но общественные формации – это более многогранное явление, чем представлял Маркс. Вполне нормально, что такое фундаментальное явление один человек не мог сразу осознать полностью и во всех деталях. Например, даже таблицу Менделеева (которая гораздо проще, чем формационная теория Маркса) уже после смерти её первооткрывателя изменяли и корректировали, некоторые элементы, которые сам Менделеев считал реальными, потом из его периодической таблицы элементов исключили, как несуществующие: такие исправления – это и есть нормальный научный процесс.

И, в частности, судя по всему, кроме описанного Марксом и кроме тех закономерностей, которые уже описаны здесь, мы видим в развитии ОЭФ, например, усиление свободы от раба, который абсолютно не свободен, до наемного работника, который вроде как сам по себе, свободен и только ради зарплаты так или иначе вынужден что-то делать.

Смягчать условия эксплуатации было выгодно, т.к. это давало меньше недовольства эксплуатацией и возможность подчинить себе больше людей. – чем меньше гнёт, тем меньше сопротивление, и потому рабов было мало, феодально-зависимых крестьян больше, а наемными работниками стало почти всё население капстран. Логика, приводящая к рабству, проста: раб находится под полным контролем господина, это удобно… Но на практике так получается, что более свободные формы труда оказываются более эффективны... И в то же время это аспект всё той же темы рассмотрения эволюции общественных формаций, как эволюции способов мотивирования людей к наилучшему качеству труда.

Таким образом, еще одна грань этого процесса – это то, что начиная с рабовладения эволюция общественных формаций с каждой следующей ступенью своего развития приходит ко всё более мягкой форме стимулирования людей к труду. От рабовладения к феодализму и капитализму труд становится всё более свободным, когда люди всё в большей степени сами выбирают, что и как делать, и в то же время становятся всё больше стимулированы к наилучшему выполнению труда.

Каждый следующий способ производства дает более эффективный способ стимулирования людей к труду. (Сознательно, вероятно, никто не пытается именно создать более эффективный способ стимулирования. Ищут нечто более выгодное для себя и соответствующее сложившимся условиям. И пробовать могут разные способы. Но в итоге, как в эволюции животных, выживает существо с максимальной выживаемостью, так и здесь – в истории закрепляется наиболее эффективный в данных условиях способ производства, т.е. способ стимулирования людей к работе.)

Этот вопрос, вероятно, ещё требует дальнейшего выяснения и понимания на основе учета бóльшего количества фактов и аргументов. И механизм развития общественных формаций – это тема для исследования не одним человеком. Но пока очень похоже, что развитие способов стимулирования людей к работе является доминирующим процессом в развитии общественно-экономических формаций (во всяком случае, в экономике всех прошлой эволюции человечества).

Эта статья не претендует на то, чтобы выявить все грани эволюции общественных формаций (ОЭФ); совсем не исключено, что развитие ОЭФ еще более многогранно, но желательно понять его достаточно разносторонне. Надо рассмотреть развитие ОЭФ в целом, чтобы понять какие-либо возможные (и невозможные) перспективы дальнейшего развития. Но для понимания настоящего, а тем более, понимания дальнейших перспектив, надо учитывать законы всего общего хода эволюции общества с древнейших времен, о которых мы знаем, до наших дней.

К определенным законам развития ОЭФ на деле всегда добавлялось (и накладывало свой оттенок на ситуацию) то, что никак не учитывалось в доктрине материализма. Это человеческий фактор, который в марксистском материализме игнорируется, но он есть.

С древнейших времен первобытно-общинный строй, притом, что люди тогда были окружены опасными и враждебными условиями дикой природы, вынуждал их на проявление элементарной общинности или, можно сказать, сотрудничества, партнерства. Общинность была первоначально развитой в людях способностью. Отчасти она была (и остается), может быть, даже способностью, генетически заложенной в нас (склонность группироваться). Отчасти – люди понимали, что по одному не выжить – надо договариваться и действовать сообща, и понимали, что очень уж сильно проявлять индивидуальную независимость нельзя. Хотя, конечно, в душе каждый хотел жить в свое удовольствие и поменьше ориентироваться на интересы общины.

И желание жить в свое удовольствие развивало общество.

Желание ориентироваться на свои интересы и добиваться своих интересов действовало неоднозначно.

В общих чертах это просто приводило к развитию индивидуальной активности личности, и это было хорошо. Если человек живет довольно трудно, а хочет жить легче и лучше, то чем больше он чего-то хочет, тем больше учится этого добиваться, а в результате развивает свои способности, и физические, и психические. Они помогают ему достичь желаемого. Чем больше хочет, тем больше вынужден чему-то учиться, что-то в себе развивать. Как ребенок хочет чего-то и постепенно учится получать желаемое. И этот путь к получению желаемого становится путем развития личности – чем он и стал для людей на следующие много веков. Это с одной стороны. А с другой стороны – свои интересы (в отличие от интересов общины, коллектива), это когда человек меньше ориентируется на интересы коллектива, в котором живет, и больше – на свои интересы, независимо от того, что их удовлетворение ущемляет интересы кого-то другого (и многих других), – это уже не просто развитие личности, но и привычки ориентироваться на свои индивидуальные корыстные интересы вместо первобытных общинных. И путь развития личности – это одновременно и путь развития индивидуализма.

Как примечание, можно сказать, что эти же явления привели к разделению на бедных и богатых, первобытный строй постепенно разлагался и преобразовывался в сословно-классовое общество. Выделялись люди, обладавшие большей корыстью, более жадные до богатства, чем другие, и более энергично стремившиеся к тому, чтобы добиться богатства. Это приводило к формированию более богатых слоев общества на фоне тех, кто или обладал меньшей энергией, или/и меньше жаждал стать богаче других.

(Маркс говорил, что разделение на богатых и бедных происходило из разделения труда, а оно было бытийной необходимостью. Соответственно своей доктрине с утверждением абсолютного приоритета бытийных факторов и игнорированием важности того, что исходит из сознания человека, Маркс никак не мог согласиться, что выделение богатых из массы более бедных происходит от индивидуальной корысти некоторых людей. Но, например, в деревнях из необходимости разделения труда происходило то, что кто-то становился кузнецом, кто-то гончаром, кто-то земледельцем, кто-то пастухом… Но выделение из общей массы крестьян-земледельцев более зажиточных крестьян-земледельцев – это принципиально другой процесс. Мы знаем на практике, что в наше время причина стремления к богатству это ни что иное, как корысть, и изначальное выделение богатых из массы бедных происходило по той же причине, это факт. Причины изначального появления более богатых людей, кроются не в бытийных необходимостях, а в сознании людей. Так интересы сознания в истории сочетаются с бытийными факторами.)

Так же в общественном плане – это путь развития индивидуалистических тенденций, замена общинных традиций, происходивших из древних времен, на индивидуалистический подход.

Просто стараясь устроиться в этом мире покомфортнее, люди что-то изобретали. Появлялись относительно комфортные для людей жилища, объединенные в селения. Жизнь становилась несколько более безопасной. Первобытно-общинный строй постепенно сложился в родоплеменной – люди решили, что общинностью можно ограничиться в своем племени, а к окружающим племенам относиться как захочется, в зависимости от того, виделась ли выгода в сотрудничестве с ними или нет. Защита от вражеских племен и от сил природы совершенствовалась. Быт людей постепенно становился более безопасным, и у них возникало всё больше желания думать о своих личных интересах, а не только о совместной охоте, совместной защите от сил природы и соседей-врагов.

Желание оторвать себе кусок побольше развило явление рабства и вообще различные формы зависимости одних людей от других. Более сильные находили возможность так или иначе ставить в зависимость от себя более слабых. Количество рабов и всяческих зависимостей росло, и в конце концов было узаконено в разных местах, как то, что мы называем античным рабовладельческим строем, который потом сменился средневековым феодальным, крепостным общественным строем.

Желание людей думать о своей выгоде не уменьшалось. Более того. Теперь, когда были люди, с одной стороны, зависимые и, с другой стороны, те, кто жил за счет труда зависимых от него, – у последних постепенно складывались еще более комфортные условия жизни, и в таких условиях у них было еще больше времени и сил думать о своих интересах – о том, как еще увеличить комфортность своей жизни. И они через какое-то время (несколько веков) поняли, а точнее, на практике выяснили, что вольнонаемный труд свободных людей, оказывается, может быть и более выгодным, чем подневольный. Раба нужно сначала купить и выложить за это не такую уж маленькую сумму. Покупка потом в подавляющем большинстве случаев, конечно, окупится, но… Раба нужно кормить и содержать в таких условиях, чтобы он оставался работоспособен. Если он заболеет или, еще хуже, слишком рано умрет, рабовладельцу это наносило убыток. Рабовладение дает возможность пользоваться результатами чужого труда, но имеет и свои сложности. Феодальная зависимость была слабее рабовладельческой, но подобна ей, и там зависимый труд тоже имел свои недостатки. Эффективность феодального принуждения людей к работе тоже была недостаточная, так что даже, несмотря на некоторые издержки рабского труда, после открытия Нового Света возникшие там колонии переселенцев из Европы еще на несколько веков вернулись к рабовладению.

И вот был изобретен новый способ управления работой людей, где не надо было покупать раба «со всеми потрохами» и который был еще эффективнее, чем феодальная зависимость.

Большую роль в дальнейшем развитии общества сыграл так же рост городов. Их население увеличивалось и людям там нужны была работа, заработок. Кроме того, крестьяне окрестных деревень в холодное время года имели гораздо больше свободного времени и не прочь были как-то дополнительно подзаработать.

Тогда в растущих городах стали создаваться мануфактуры, где людей можно было нанять временно, хоть на самый короткий срок, на месяц, на неделю или даже для какой-либо одноразовой работы, а если человек заболевал и терял работоспособность – вся проблема решалась его увольнением и наймом другого. И никаких убытков для работодателя.

Одновременно с общественными формациями (от первобытно-общинного строя до капитализма) развивались формы власти. Как и с общественными формациями, их развитие шло неравномерно, и где-то новые формы власти появлялись значительно раньше, чем в других местах. Демократическая форма правления впервые появилась еще в Др. Греции и Др. Риме. Но долго она там не продержалась. После некоторого периода демократического правления на территории этих стран потом веками существовала монархия.

После этого в разных местах Земли неоднократно возникали государства с элементами демократии, но они были небольшие, и распространение демократической формы правления оставалось очень ограниченным.

Но одновременно с развитием капитализма демократическая форма власти стала устанавливаться не только в отдельных, а в различных странах массово, потому что ее установление было нужно самим капиталистам. И, кстати, именно такая смена формы власти была причиной того, что переход от феодализма к капитализму во многих странах происходил через революции.

Вплоть до окончания феодализма в мире почти везде правили монархии. При этом монархические династии иногда менялись, но сама монархическая форма власти как установилась еще с античных времен, так и сохранялась. Но при зарождении капитализма ситуация изменилась. При феодализме, кроме монархов, максимальной властью в странах обладала наследственная аристократия, дворяне. Но нарождающиеся капиталисты были не дворянами, а, по сравнению с последними, безродной чернью[2]. Поэтому им при переходе от феодализма к капитализму было недостаточно только надавить на монархов и аристократов, чтобы они что-то изменили в законодательствах своих стран – капиталистам надо было изгнать из власти монархов и аристократию и сменить форму власти, установив беспрепятственный доступ к власти самим себе, т.е. установив выборы по демократическому принципу, чтобы беспрепятственно проходить к власти самим капиталистам и их ставленникам. Для такой смены формы власти и изгнания из власти монархов и дворян во многих странах не знали, как это сделать, иначе как через революцию. То есть революционная смена власти была не правилом для перехода от каждой предыдущей к следующей формации, а особенностью перехода именно от феодализма к капитализму, когда нужно было так же сменить и форму власти.

(Собственно говоря, и без попытки замены монархии на демократию, а с продолжением монархического правления подобное явление, всяческие перевороты, бесконечное количество раз и раньше случались в течение всех предыдущих формаций во множестве стран, причем по много раз могли повторяться даже в одной и той же стране в течение одной формации. И нужны они были ни в коей мере не для смены формации, а для того, чтобы занять трон тому, кто не имел на это законного права. Надо расставить точки над i. Переворот, революция имеет цель только смены каких-либо персон у власти, а не смены формации. Переворот может быть – или не быть – по каким-либо причинам сопутствующим явлением при смене формации, но сам он одну формацию на другую никак изменить не может. Конкретно о механизме смены формаций мы еще поговорим позже, ближе к концу этой статьи.)

Формы правления имеют свою логику развития, как и общественные формации. В античном и средневековом мире некому было так настоятельно захотеть возникновения и сохранения демократии – и она там эпизодически появлялась и исчезала. Когда же она понадобилась буржуазии, демократия начала свое широкое распространение в мире.

И после Др. Рима и Греции демократические формы правления или некие элементы демократии в некоторых странах неоднократно появлялись, но через некоторое время форма власти опять возвращалась к монархии. Вполне вероятно, что в этом сыграл роль и еще один фактор: для того, чтобы демократия начала успешно развиваться, нужен достаточно сильно развитый индивидуализм, активное желание каждого человека влиять на всё положение дел в стране. А достаточно массовое развитие у людей подобной степени индивидуализма возникло только к окончанию средневековья, когда и стала развиваться демократическая форма правления во многих странах.

(Причем, хотя при правильном применении демократический принцип является несомненно правильным и прогрессивным, но в наше время он работает таким образом, что, по всей вероятности, сама демократическая форма правления, в свою очередь, является фактором, развивающим индивидуализм в худшем смысле – эгоизм. Пока массы простого народа не имели никакой возможности влиять на дела в государстве – это было одно. Когда человек стал думать, что он может влиять на всё положение дел в стране, а на деле – может постараться приспосабливать всё положение дел в стране под свои эгоистические интересы, – это стало дополнительным стимулом для роста индивидуализма и эгоизма людей. Если бы демократическая форма правления существовала в каких-то других условиях, то она могла бы преломляться в умах людей иначе. А в современных условиях – так.

Судя по всему, демократия – это такая форма правления, которая может быть использована в разных целях в зависимости от того, в каких сочетаниях, то есть в сочетаниях с какими помыслами людей она используется. И она, как инструмент, в одних руках может служить во благо людям, а в других руках, скажем так, не совсем во благо… Благой потенциал демократического стиля правления до сих пор еще, вероятно, не раскрыт до конца. Когда-то он может быть раскрыт, но для этого сначала уклад жизни людей, их цели и стремления должны измениться.)

Когда феодализм (в Европе) и потом рабовладельческий строй (в США и других странах Нового Света) сменился на капитализм, это привело к большим изменениям в экономике.

Дело в том, что с древнейших времен на всю жизнь людей сильно влияли религии – желание спасения души. Всё это время люди хотели так же и во всём иметь свою выгоду, хотели и учились выполнять свои корыстные желания. Но и христианство, и все другие религии сдерживали, запрещали хотя бы чрезмерное корыстолюбие и накопительство (накопление богатств). Библия говорила прямо: легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в рай. К этому не все прислушивались… но в какой-то мере прислушивались, в какой-то мере люди думали о душе и о том, чтобы не попасть в ад. И так продолжалось столетиями, вплоть до средневековья. Именно в это время и в европейских, а потом и в других странах стал утверждаться капитализм. Мало того: одновременно, заодно с отказом от феодализма, в разных странах люди стали избавляться так же и от монархической формы правления, заменяя ее демократией. И это синхронное наступление капитализма и демократии радикально изменило очень многое.

В докапиталистическом, феодальном мире с монархической формой правления монарх был просто сам заинтересован в укреплении религии. Считалось, что власть короля или царя – от Бога, а также, до кучи, и власть аристократии и всех господ над народом – это Богом установленный порядок (ну а как иначе было объяснить, почему королевская династия властвует, а все должны ей подчиняться, а также почему все из простого народа должны покорно слушаться господ и не роптать?). Религии – во всяком случае, христианство, но не только оно – поддерживали в этом монарха. «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим.13:1-2); «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым» (1 Петр 2:13-14) – говорит Библия. А, например, Лютер говорил еще конкретнее: «Даже если власть имущие злы и безбожны, все же власть и сила ее есть благо, и они от Бога... Так что везде, где есть власть и где она процветает, она потому есть и остается, что установлена от Бога». И монарх был заинтересован в том, чтобы люди в это верили. А для этого нужно было, чтобы вера людей была сильна, чтобы роль религии в стране была сильна. Так религия поддерживала светскую, королевскую или же царскую власть, а та поддерживала религию.

В демократическом мире всё стало не так. В демократическом мире президента выбирает народ. Другие господа тоже не от Бога. Теоретически (а иногда и практически) в демократической стране любой чернорабочий или сантехник может, в принципе, стать президентом или его приближенным. Власть президента не от Бога, а от людей, и ему теперь нет нужды способствовать усилению роли религии в стране, она стала политикам не нужна и поддерживать ее никто не собирается. Таким образом, устои общества существенно изменились, значимость религии в обществе радикально упала, а вместе с этим ушла и прошлая моральная скрепа, основа общества – желание заслужить место в раю. И капиталистические ценности с чисто материалистическим желанием богатства во главе и уже без оглядки на то, сможет ли богатый попасть в рай, стали всё больше доминировать в умах людей. Произошел переворот в мозгах, устранивший то, что до того незыблемо стояло столетиями и даже тысячелетиями.

В результате в моральном плане – многие века предыдущей жизни не могли так изменить человечество, как его изменило то время, когда люди стали жить при сочетании капитализма и демократии.

Эрих Фромм пишет о нравах средневековья, цитируя профессора Ричарда Тоуни: «Тоуни нельзя заподозрить в попытках идеализации средневекового мира, потому мы снова сошлемся на него. Отношение к экономической деятельности было основано на двух главных предпосылках: "Что экономические интересы второстепенны и должны быть подчинены подлинному делу человеческой жизни – спасению души; и что экономическое поведение является одной из сторон личного поведения вообще, так что на него – как и на другие стороны поведения – распространяются требования морали"» – с наступлением капитализма и демократии эта идея поддержания своего морального облика, потому что нужно думать и о душе, исчезла, а осталась только капиталистическая идеология желания богатства – без какого-либо существенного противовеса.

Если раньше экономика не на словах, а на деле служила удовлетворению потребностей людей, то при капитализме целью производителей стала чистая прибыль и всё стало делаться ради нее, а для этого стало нужно не просто и честно удовлетворять потребности людей, а делать то, что в производстве как можно дешевле, а продать его можно как можно дороже, или, другими словами, стало нужно и максимально выгодно сделать из самой дешевой дряни конфетку и потом любым обманным путем постараться продать ее по цене золота.

Экономика превратилась в хрематистику, как ее назвал один из мыслителей. Это то явление, когда коммерсанты вместо того, чтобы делать что-то полезное и на этом зарабатывать, пытаются обогащаться такими способами, которые коротко можно описать словами: деньги делают деньги, и совершенно не важно, каким способом это достигается, делается ли это каким-то полезным для людей способом или наоборот. Зачатки хрематистики существовали в человечестве давным-давно, они были и в античности (сам термин «хрематистика» придумал еще Аристотель), но с забвением важности спасения души хрематистика расцвела в полную силу. Стало можно и вполне нормально делать деньги любыми способами, и не важно, как это отражается на жизни людей, не важно, как это оценивается с точки зрения морали.

Стало нормально, вместо удовлетворения потребностей людей, постараться для наибольшей выгоды выпускать то, что в изготовлении дешево и не качественно, но потом любыми способами продать как можно дороже.

До сих пор и в наше время капиталистам приходится делать и вещи нужные людям, и среднего качества, и высоко качественные, и они совсем не против их делать, потому что их тоже можно выгодно продать (за соответственно более высокую цену) тем, кто ультимативно требует на продажу именно нечто как минимум среднего качества или высоко качественное, но вечное желание производителей – не делать то, что людям реально нужно, но не так дешево в производстве, а подсунуть и продать самую дешевую дрянь по цене золота, т.к. теперь уже никакие мысли о морали и о спасении души их не сдерживают.

Мошенники и среди базарных торговцев, и среди производителей чего-либо существовали всегда, и в средние века, и до нашей эры. Например, веками существовал такой чисто мошеннический бизнес – продавать какую-то жидкость или мазь, как панацею от всех болезней. Но когда религия сильна, то очень многих людей серьезно волнует вопрос спасения души. Религия требует поддерживать свой моральный уровень и свое поведение таким образом, чтобы оставалась хоть какая-то надежда на спасение души. Это влияет на весь образ жизни человека и мешает ему быть подонком. Исключения всегда были, но малость исключений только подтверждает общее правило: люди старались пореже пускаться в откровенно неблаговидные действия, вредящие участи своей души. Но когда идея спасения души стала забываться, это изменило всё.

Общество, основанное на том, что каждый хочет выгоды для себя, развивалось в этом направлении. Еще до возникновения капитализма, в средневековье, сам народ веками сохранял общинность. Но тенденция государственного развития была такова, что правители имели свои интересы и еще до того, как появился известный лозунг «Разделяй и властвуй», фактически действовали именно по такому принципу[3]. Тот, кто богат, кто у власти, тот и устанавливает правила, а его правила таковы, чтобы создавать удобства лично ему. Народные объединения были богатым и власть имущим людям не нужны. И долгое время сохранявшиеся деревенские общины, были в конце концов устранены. Позже стали возникать объединения-гильдии – они государством постепенно были тоже подавлены (об этом см. например, книгу: П.А. Кропоткин «Взаимопомощь как фактор эволюции»). Это всё происходило даже до развития капитализма.

Капитализм продолжал и развивал эту тенденцию. С.Г. Кара-Мурза пишет об этом: «единство общества («народность») всегда является идеалом и заботой государства традиционного общества. Источник его легитимности лежит не в победоносной гражданской войне, а именно в авторитете государя как отца. Единство — главная ценность семьи, поэтому во всех своих ритуалах это государство подчеркивает существование такого единства.

Ф. фон Хайек писал: «Всенародная солидарность со всеобъемлющим этическим кодексом или с единой системой ценностей, скрыто присутствующей в любом экономическом плане, — вещь неведомая в свободном обществе. Ее придется создавать с нуля». Таким образом, на Западе, по мнению философов неолиберализма, «довели всенародную солидарность до нуля» — а теперь ее придется «создавать с нуля»».

И ниже Кара-Мурза пишет: «Для нашей темы полезна книга французского историка и культуролога Ж. Делюмо «Ужасы на Западе». В главе «Страх вездесущ» он пишет о становлении современного Запада: «В Европе начала Нового времени повсюду царил явный или скрытый страх». Этот страх был связан с крушением религиозной картины мира в ходе Реформации, изменением представлений о человеке, обществе и государстве — с разрушением традиционного общества и переходом к обществу «свободных индивидов». H.A. Бердяев в книге «Смысл истории» (1923 г.) писал: «В средние века человек жил в корпорациях, в органическом целом, в котором не чувствовал себя изолированным атомом, а был органической частью целого, с которым он чувствовал связанной свою судьбу. Все это прекращается в последний период новой истории. Новый человек изолируется»» (Обе цитаты из: Кара-Мурза С.Г «Россия не Запад, или Что нас ждет»).

В результате крушения религиозной картины мира с поддержанием моральных ценностей для спасения души люди подчинялись капиталистическому духу разобщенности и конкурентности с материальными ценностями в основе. Материального богатства каждый хочет сам для себя. А если каждый сам для себя и для него это главное, то и конкуренция не могла не стать высшей идеологической основой капитализма.

Все прошедшие формации и ныне текущая (капитализм) – это сначала, на старте, разложение первобытного общества и постепенное формирование более богатых и более бедных групп людей, зарождение сословий, потом формирование классов под влиянием корысти, когда одни хотели быть богаче других. Таков путь развития личности (индивидуализма). Под влиянием корыстных желаний личность развивается – человек учится добиваться желаемого, а для этого у него нет другого выхода, кроме как развивать всевозможные способности своей личности. Это только хорошо. Но при этом человек видит возможность реализации очень многих (почти всех) своих желаний через накопление богатства, и стремится накапливать его, а богатство каждый накапливает сам для себя, и это развивает индивидуализм, конкуренцию, каждый сам за себя и против всех. Так человечество идет по пути, с одной стороны, развития личности, всевозможных личностных качеств людей и, с другой стороны, укрепления индивидуализма, конкурентных отношений между людьми. И капитализм все дальше углубляется в развитие по этому пути.

А капитализм, зародившись однажды, тоже развивается. Может ли он быть последней стадией развития, после которой никакой другой общественной формации уже не может развиться? По логике – по всей вероятности, нет. Развитие продолжается до тех пор, пока есть проблемы, которые надо решать. До сих пор каждая формация имела в себе какие-то проблемы и несовершенства и в конце концов сменялась другой, которая оказывалась менее проблемной для жизни людей. Так что с капитализмом? Он разрешил все проблемы? Нет. В нём нет никаких противоречий? Есть.

Капитализм развивается и какие-то проблемы решаются, но одновременно попытки разрешения одних проблем приводят к развитию других… и так повторяется бесконечно.

Основы капиталистического общества не меняются (если… или когда… изменятся основы, это просто уже будет не капиталистическое общество), а вместе с ними сохраняются корни проблем и противоречий. Массовое корыстолюбие и конкуренция – все против всех – никуда не денутся, пока существует капитализм. Когда ради большей прибыли все побочные эффекты безответственно игнорируются или старательно преуменьшаются, это имеет свои последствия… Хотя не будем абсолютизировать. Капитализм имеет свои проблемы и недостатки, но нельзя его назвать и совсем однозначно плохим…

Капитализм стал следующей и более высокой ступенью развития общества после феодализма, а в Азии после специфического периода господства азиатского способа производства, который некоторые называют государственным феодализмом. Первым и основополагающим достоинством капитализма стало то, что при нём низшие классы стали свободными, в отличие от феодально-зависимых крестьян. При капитализме народ сохранил определенную зависимость от господствующего класса, капиталистов, как работодателей и нанимателей. При этом, если феодализм был связан с землей и использовал зависимость крестьян от феодалов, то капиталистические отношения – наемный труд – стали универсальны, то есть могли возникать и в деревне (фермер и наемные работники), и еще более активно развивались в городах, на производстве. А форма наемного труда свободных людей оказалась более эффективной, чем крепостное право. Капитализм принес людям очень высокую заинтересованность в максимально эффективном труде. Наемному работнику за всё платят, а значит, он заинтересован в том, чтобы работать как можно больше и лучше – за всё это он получит больше денег. В дополнение к хорошей работе, он еще и учиться пойдет, и оплатит учебу, чтобы потом получить более высокооплачиваемую профессию.

Одновременно при становлении капитализма в результате тех процессов, о которых уже говорилось, роль религий в обществе существенно понизилась. Люди стали менее верующими и очень многие практически перестали думать о душе, о ее потребности попасть в рай и о том, что для этого нужно. Стали думать гораздо меньше о духовном и чуть ли не всё сознание людей заполнили материальные заботы о повышении своего благосостояния и о том, что нужно для этого. А более материалистичный человек склонен еще больше работать, чтобы еще больше зарабатывать.

И на деле получилось, что капитализм чуть ли не предельно концентрирует людей на достижении материальных целей. А высокая концентрация естественно дает высокий результат – мощное развитие в этом направлении. Логично: на чём концентрируются все силы, в том достигается максимальный успех.

Собственно говоря, ещё Маркс и Энгельс при их жизни видели процесс улучшения жизни народа, но предпочитали думать об этом, как об исключении. Энгельс писал: «Английский пролетариат фактически все более и более обуржуазивается, так что эта самая буржуазная из всех наций хочет, по-видимому, довести дело в конце концов до того, чтобы иметь буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат рядом с буржуазией. Разумеется, со стороны такой нации, которая эксплуатирует весь мир, это до известной степени правомерно. Здесь могут помочь лишь несколько очень плохих годов, а их, по-видимому, уже не так-то легко дождаться, с тех пор как открыты золотые россыпи»[4]. Что подразумевается под словом «обуржуазивается»? Каковы причины обуржуазивания? Сам Энгельс на это отвечает: то, что Англия открыла золотые россыпи, и то, что Англия эксплуатирует весь мир и этим повышает уровень материального благосостояния страны вообще и английских рабочих в частности. А главное – английская буржуазия хочет иметь рядом с собой «буржуазный пролетариат». Даже независимо от россыпей или чего-то еще буржуазии выгодно иметь рядом с собой обуржуазившийся пролетариат, который из-за того, что он уже что-то имеет в личной собственности, владеет какими-то вещами, боится их потерять и поэтому не будет устраивать революцию с риском потерять вообще всё. Передовая английская буржуазия поняла свою очень явную выгоду в том, чтобы пролетариат что-то имел в собственности и боялся это потерять. Поднять уровень жизни пролетариата Англии помогли золотые россыпи и «эксплуатация всего мира». Другие страны золотых россыпей не имели, но постепенно вся буржуазия всего мира поняла, что пролетариату нужно дать возможность владеть собственностью и тогда он будет бояться бунтовать (рискуя всё потерять) и станет лояльным к буржуазии и капиталистическому устройству общества. Кроме того, у повышения уровня обеспеченности рабочих нашелся огромный плюс: это открыло капиталистам огромные рынки сбыта внутри своих же стран без необходимости сбывать товары где-то еще. То, что у рабочих завелись деньги, оказалось выгодно самим капиталистам. Первопроходцем в этом стал Генри Форд, говоривший, что он был бы рад, если бы его рабочие стали покупать его автомобили, поднявший зарплату рабочим (получив при этом, разумеется, не только увеличение благосостояния рабочих, но и улучшение качества работы), одновременно задавшись целью массового выпуска недорогих автомобилей, и добился своих целей – автомобиль перестал быть роскошью только для богатых, а начал становиться предметом массового потребления.

На самом деле всё было не так просто. Таких энтузиастов, как Форд, которые по своей инициативе поднимали рабочим зарплату, было не так много. Практически везде народ сам и с боем добивался повышения своего благосостояния. Где-то больше, где-то меньше, но рабочие возмущались и бастовали против своей нищеты. И капиталисты шли на уступки. Потом рабочие добились возможности легального существования всевозможных рабочих, народных, социал-демократических, коммунистических партий, и эти партии стали бороться за права и повышение благосостояния народа. И тоже добивались определенных улучшений.

И что мы видим в итоге на практике в наше время? В тех странах, которые занимаются именно экономическим развитием, а не воюют, там повсеместно материальный уровень благосостояния людей растет. Как, например, в Индии – там ниже уровня бедности сейчас живет около 25% населения. Кажется, что это много. Но в середине XX века там за чертой бедности жило 45% населения. И такая динамика во многих странах. Если страна не воюет, то она развивается и хотя бы и медленно, но за чертой бедности оказываются всё меньше людей. То есть речь идет не только о росте некоего среднего уровня населения, но и об уменьшении бедноты.

Маркс когда-то считал неизбежным, что если богатые (при капитализме) становятся всё богаче, то бедные – ещё беднее, то есть идет обнищание простого народа. Но на практике мы этого не наблюдаем. Если бы существовало обнищание, если бы оно было законом развития капстран, то мы имели бы такое явление, что чем более развитой является капстрана, чем дольше она идет по пути развития капитализма, тем более нищим там был бы народ. Самые развитые капстраны (в первую очередь западноевропейские и США) были бы странами с самыми богатыми капиталистами и с самым нищим народом – нищета народа там тогда должна бы быть тотальной и страшной. Но этого совсем не происходит. Вместо этого мы видим, что даже не только из самых отсталых стран мира, но и из стран средней развитости (Восточная Европа) простые люди из народа в больших количествах едут именно в самые развитые капстраны и на ПМЖ, и временно на заработки, т.к. именно там общий уровень жизни выше и простой народ живет лучше, и его уровень жизни повышается.

Таким образом, мы видим, что и в таких не очень развитых капстранах, какой является, например, Индия (где с середины XX века процент людей, живущих за гранью бедности уменьшился почти вдвое), благосостояние людей постепенно и заметно растет. И этот процесс существует в любых странах вплоть до тех, которые относятся к самым развитым странам мира, – чем более развита капстрана, тем выше в ней благосостояние людей, включая и простых людей, простой народ. Благосостояние людей постепенно повышается везде – от самых бедных и неразвитых, до самых богатых и развитых капстран (кроме воюющих). Эти факты полностью уничтожают тезис о всё большем обнищании народа при капитализме. Капитализм изменился и как-то преодолел то, что Маркс считал неизбежным. Как преодолел?

В качестве объяснения ситуации об этом, например, хорошо говорит Борис Кагарлицкий…

Как говорит Кагарлицкий, Маркс связывает обнищание с понижением нормы прибыли: «Автор «Капитала» пишет, что буржуазия нуждается в постоянном выкачивании прибавочной стоимости, а рост заработной платы этому противоречит. Внедрение более современных машин приводит к росту затрат на основной капитал. Но именно эксплуатация человеческого труда, по Марксу, приносит прибавочный продукт. Значит, по мере развития конкуренции, по мере того как производство модернизируется, норма прибыли будет падать. Проблема не в объемах прибыли, потому что обороты будут расти, но норма прибыли падает. Чтобы компенсировать такое падение прибыли, буржуазия должна постоянно увеличивать эксплуатацию труда. Для того чтобы капитал сохранял свои прибыли, он должен снижать заработную плату.

Забегая вперед, скажу, что данная схема абсолютно верна — исторически и математически, но с двумя поправками, которые Маркс в конце жизни сам и сделал. Первая поправка состоит в том, что описанный цикл относится к периодам технологической стабильности. Тенденция нормы прибыли к понижению очень заметна в условиях стабильного рынка. Но если в экономике неожиданно появляется новая отрасль на основе принципиально новой технологии, на первом этапе прибыли там зашкаливают. Все остальные отрасли как бы платят дань новаторам. Это то же самое, что вспахивать целину, собирать первый урожай. Лишь потом, когда отрасль стабилизируется, когда развитие технологии становится уже не революционным, а эволюционным, конкуренция возрастает, рынок насыщается, норма прибыли начинает снижаться. Мы недавно видели это на примере компьютерной индустрии, мобильных телефонов, Интернета.

То же самое относится к завоеванию новых рынков. Когда колонизаторы приходят в варварские страны, еще не знающие капитализма, свободного рынка и либерализма, прибыли на первых порах собирают запредельные. Но потом аборигены привыкают жить по буржуазным правилам. Спрос на бусы и другие блестящие украшения несколько падает. Опять же всего десятилетие назад мы наблюдали, как капиталистический рынок захватывал бывшие коммунистические страны, так называемые возникающие рынки (emerging markets). Таких прибылей, как в начале 1990-х, десятилетие спустя уже сделать было нельзя.

Сейчас, когда собран большой массив статистики, мы видим, что стабильные периоды развития оказываются временем снижающихся прибылей. Именно поэтому на определенном этапе капитал начинает отчаянно искать новые рынки или создавать новые товары».

Таким образом, Кагарлицкий объясняет, почему обнищания народа на деле не происходит. Во-первых, реальное развитие экономики сложнее, чем то, что представил Маркс, и время от времени появляющиеся новые отрасли производства приносят поначалу очень высокую норму прибыли. Во-вторых можно обратить внимание на последнее предложение в цитате – появление новых товаров тоже сначала дает высокую норму прибыли. А современные коммерсанты очень хорошо научились это использовать. И это хорошо видно, например, при продаже техники – автомобилей, компьютеров, планшетов, мобильных телефонов. Аппарат выпускается несколько лет и за это время его цена на сколько-то падает, но совсем упасть ей не дают, а прекращают его выпуск и начинают выпускать новую модель, а ее продажи опять стартуют с сильно завышенной цены и высокой прибыли. При производстве автомобилей это явление видно меньше, а вот при продаже мобильных телефонов оно доведено до крайности – новая модель телефона может оставаться в продаже всего года два, и потом заменяется другой. В других отраслях производства это тоже пытаются использовать. Во всех отраслях производства стараются почаще выпускать какие-либо новинки или хотя бы то, что кажется новинками, но и то, что кажется новинкой, в какой-то мере повышает норму прибыли. Таким образом, на практике мы имеем преодоление явления понижения нормы прибыли, и это спрогнозированное Марксом понижение не мешает тому, что на деле вместо обнищания происходит постепенное повышение уровня обеспеченности людей.

На самом деле связь с падением нормы прибыли и преодоление этого явления – это только фрагмент всего явления, описанный здесь, чтобы показать, что Маркс не в «Капитале» учел такие особенности явления, которые многое меняют. Но и сам Маркс связывал обнищание народа не только с падением нормы прибыли, а и с другими явлениями. Все это подробно разбирать здесь не будем.

Как бы это ни возмутило сегодняшних ортодоксальных марксистов, но Марксу было просто удобно поверить в обнищание народа. Он очень хотел как можно быстрее исправить тяжелое материальное положение народа, а для этого он выбрал идею перехода от капитализма к коммунизму через революцию. Ему показалось, что так будет быстрее всего. А обнищание народа очень хорошо сочеталось с революцией – если верить в то, что существует обнищание, то дальше будет только хуже, а значит, не нужно долго думать, а нужно как можно быстрее делать революцию. (Что создает революционность народа? Его нищета. Кто нищ, кому объективно «нечего терять, кроме своих цепей», тот закономерно становится революционен, т.к. очень хочет жить лучше. Поэтому Энгельс писал в 1875 г., «лишенные собственности рабочие Западной Европы революционны»… впрочем, эта фраза не могла касаться английских рабочих, о которых было сказано выше.)

Но реальность показывает другой ход событий.

Сформировалась такая модель развития, в которой, вместо того, чтобы на одном конце богатели, а на другом беднели, стало возможно то, что уровень благосостояния постепенно растет у всех, и у самых бедных тоже, но только если богатые за какой-то период могут богатеть, допустим, на 100 рублей или 100 долларов, то за тот же промежуток времени достаток бедных может увеличиваться на рубль или на копейку. И получается, что всё большее расслоение людей увеличивается, богатые богатеют гораздо быстрее, но при этом и бедность не усиливается, а достаток наиболее бедных слоев населения тоже постепенно растет, и если посмотреть на изменения структуры общества (как здесь показано на примере Индии) с промежутками в несколько десятилетий, видно, что если страна не воюет, то бедность в ней уменьшается, только намного медленнее, чем людям хотелось бы.

Общеизвестные капиталистические кризисы перепроизводства, которые в XIX и в первые десятилетия XX представлялись чем-то довольно серьезным, в наше время никуда не деваются, но капиталистический мир научился делать их малозначительными. Во-первых, те же короткие циклы производства некоторых товаров (техники в первую очередь), не дают возможность что-либо сильно перепроизвести – вместо этого, когда спрос на товар еще довольно не мал, его уже перестают производить и начинают производство других моделей. А если что-то и залеживается на прилавках и складах – запускается реклама, в которой залежалый товар описывается, как товар вашей мечты, и без проблем распродается. На любой залежалый товар спрос искусственно усиливается рекламой, и, несмотря на расходы на рекламу, он продается по той цене, по которой его выгодно продать. А, например, в области производства продуктов, проблема перепроизводства высоко эффективно решается с помощью холодильников, консервантов и любыми другими способами, которые сейчас предоставляет коммерсантам наука и техника, сводя вред от перепроизводства к незначительным потерям... и экономика продолжает функционировать… не то, чтобы совсем «как ни в чём не бывало»… кризисы временно и частично притормаживают, но они ни в коей мере не останавливают развитие экономики капстран, и она продолжает развиваться.

Сильные кризисы перепроизводства и в XX и в XXI веке всё равно случаются и сильнее тормозят развитие стран, как, например, великая депрессия в США 1930-ых годов, но бывают редко, раз в много десятилетий, и развитие стран продолжается.

Фактически надо сказать, что капитализм, радикально сосредоточившись на повышении материального благосостояния людей, постепенно решает эту проблему, и способен решать ее дальше. Тот, кто просто не слеп, видит это вокруг себя.

Так может ли капитализм, будучи таким, какой он есть, стать последним этапом развития человечества, после которого ничего другого уже не будет? Разрешил ли капитализм человеческие проблемы в такой степени, чтобы и дальше продолжать развиваться только в том же капиталистическом духе, не выходя за его рамки? Способен ли он, развиваясь дальше, сделать общество настолько гармоничным, что выход за рамки чисто капиталистического развития никогда не потребуется? Посмотрим на перспективу развития некоторых особенностей современного капиталистического общества.

В остальном то, о чём в этой главе будет говориться, – это, в первую очередь, тоже материально-бытийные особенности капитализма, как и то, о чём уже было сказано в вышеописанном пункте о концентрации на материальных целях. Здесь важно описать значимые для людей особенности капитализма, которые, хотим мы этого или не хотим, а будут развиваться и будут влиять на наш дальнейший выбор относительно того, достаточно ли нам продолжать развиваться по пути капиталистического развития или уже не достаточно. Мы живем в материальном мире и для нас значимы материальные факторы. Нам нужно есть и удовлетворять другие свои материальные потребности. Когда эти потребности удовлетворяются (причем человек в идеале хочет, чтобы они со временем удовлетворялись всё лучше и лучше, в большей и большей степени), тогда мы ощущаем свою жизнь, как достаточно комфортную. Причем сейчас мы живем всё ещё в довольно материально неустроенном мире, который имеет немало материальных проблем. В частности, развитие техники постепенно поднимает уровень нашего материального комфорта, но, тем не менее, живя материально недостаточно хорошо, на наш взгляд (а кто-то живет и всё ещё явно совсем бедно), мы не можем не думать об улучшении именно своей материально-бытийной жизни. Как говорится, «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда».

Но, тем не менее, как уже говорилось в статье «Развитие сознания…», у нас есть не только материальные потребности, но и морально-психологические. Мы не только хотим есть, но и заводим семью, хотим окружать себя людьми, которым можно доверять, с которыми мы чувствуем себя морально комфортно. Про жизнь в материальном достатке, но без удовлетворения морально-психологических потребностей, люди придумали термин: жизнь «в золотой клетке». Без удовлетворения потребности в моральном комфорте жизни мы тоже не можем (хотя и можем считать, что это на втором плане по сравнению с тем, что «кушать хочется всегда»). Игнорировать эту нашу потребность и делать вид, что её нет, тоже нельзя, потому что она есть, как бы матерые материалисты ни пытались делать вид, что она несущественна. Поэтому дальше здесь будет говориться и о том, насколько капитализм может выполнять нашу потребность в моральном комфорте жизни, т.к. если морального комфорта нет, это тоже вызывает недовольство людей и потребность изменить и улучшить свою жизнь.

Причем одни и те же явления, как, например, конкуренция, могут влиять как на наш материальный, так и на моральный комфорт/дискомфорт жизни. Кому-то второй из этих факторов покажется мало важным, но он существует и в какой-то степени влияет на наше поведение, а насколько для нас это важно, каждый из нас разберется сам.

При этом в каждый конкретный момент своей жизни мы сами этого не замечаем, но сознание людей (всего человечества) с веками, да и даже с десятилетиями развивается, приобретает новую мощь и значимость, и потребности нашего сознания становятся для нас более значимыми, хотя это может быть и очень медленный процесс. Когда сознание растет, его потребности так же увеличиваются. Поэтому если мы сейчас воспринимаем какие-то свои моральные потребности, как глубоко второстепенные или даже, в каких-то случаях, почти ничего не значащие, то в будущем они могут приобрести для людей гораздо более высокую ценность. Попробуем разобраться, каковы перспективы нашей дальнейшей жизни…

Возникновение конкуренции в определенных исторических условиях неизбежно. До какого-то времени, когда в деревне есть, скажем, один кузнец, один гончар и т.д., – конкуренции не будет, конкурировать некому и не с кем. Но как только на одной территории появляется хотя бы два производителя чего-либо одного и того же или достаточно сходных товаров, естественным образом сразу неизбежно возникает конкуренция между ними. В наше время создать экономику, в которой не было бы никакой конкуренции, невозможно, да и не нужно.

В отличие от абсолютистского мнения некоторых людей, на деле конкуренция – это не однозначное зло. В разумных пределах конкуренция может выполнять вполне благую роль – мотивировать человека на что-то. Но не всегда. В определенных условиях конкуренция становится уже и не такой полезной и не такой безобидной.

Первый. Когда человек поступает на работу или на учебу, скажем, в университет, там он может встретить конкуренцию – несколько претендентов на одно место учебы или работы. И тут конкуренция имеет даже благотворное влияние – под влиянием конкуренции человек вынуждает себя как можно лучше проявить свои качества. Но при поступлении на учебу или работу на конкурсной (конкурентной) основе, если человек не выдерживает конкуренции и не добивается своей цели, то при этом он и ничего не теряет. На момент вступления в конкурентную борьбу он не имел работы или учебы и если он так и не сумел поступить на работу или учебу, он остается в том же положении, в каком и был, вот и всё. Еще одна особенность такой конкуренции заключается в том, что человек часто может ее избежать, если не хочет или если считает, что не может конкурировать с другими – он, как правило, может поступить на такое место работы или учебы, которое будет не таким желанным для него, но за то, чтобы поступить туда, вообще не нужно выдерживать какой-то конкурс, потому что это место работы или учебы не такое желанное и для многих других людей, поэтому туда мало кто стремится устроиться и конкуренции практически нет.

Второй тип. Конкуренция же за материальные блага – совершенно другое дело. Во-первых, эта конкуренция идет по принципу: либо ты «съешь» конкурентов, либо конкуренты «съедят» тебя. Это уже совершенно не тот тип конкуренции, как предыдущий, здесь – вступив в конкуренцию, ты можешь либо выиграть и улучшить свою жизнь, либо проиграть и остаться в долгах, а совсем не в том же положении, в каком был до вступления в конкуренцию. Во-вторых, всё наше общество, построенное на принципе такой конкуренции, практически не дает человеку не участвовать в ней. Когда общество построено на принципе конкуренции за материальные блага и государство это одобряет, хочешь ты или не хочешь, но ты участвуешь в этой конкурентной борьбе. Даже если ты сам не коммерсант.

Разберемся. (О конкуренции первого типа мы здесь говорить не будем – это нормальный элемент отношений в обществе, который существовал всегда и существовать будет, независимого ни от какого общественного строя. А вот о последствиях широкого внедрения конкуренции второго типа надо сказать.)

Конкуренция – основа современного общества. Высшая цель капитализма – дать возможность всем накапливать богатства. Если в предыдущих общественных формациях и при предыдущих формах правления какое-то значение имели религиозные устремления и где-то на флаг поднималось православие, где-то ислам и т.д., которые отвлекали людей от стяжательства земных богатств, то сейчас в капиталистических странах высшая цель одна: улучшение материальных условий жизни, богатство. А накопление богатств всегда индивидуалистично. Иногда можно поработать и в группе, потому что одна группа может так или иначе отнять богатства у другой группы, что в одиночку никак не сделать. Но, и зарабатывая или завоевывая богатства в группе, каждый, в конечном счете, думает о своих интересах. Богатеть каждый хочет в первую очередь для себя. Потому в накоплении богатств каждый другой человек – конкурент, даже при хороших отношениях между людьми «дружба дружбой, а деньги врозь». Накопление материальных богатств и конкуренция – две неразделимые основы капиталистического мира. Если высшей целью ставится накопление материальных богатств, то другой основополагающей стороной жизни неизбежно становится конкуренция.

Тем более с тех пор, как идея необходимости спасения души, а следом за этим и моральные религиозные заповеди преданы забвению, а накопление богатства становится однозначно главным. Чем больше человек сосредоточивает свое внимание на накоплении материальных благ и богатств, тем больше в отношениях с другими людьми доминирует конкуренция. Там, где есть жесткий приоритет материального накопительства, там есть и доминирование конкурентных отношений.

Это не значит, что в таком обществе все могут только драться между собой. Разные люди могут в большей или меньшей степени проникаться идеей конкурентности. Но в общем склонность к конкурентности отношений (всех против всех) в таком обществе будет высока.

По статистике агентства Bloomberg, которое собирает и суммирует данные в десятках стран мира, в среднем 80% частных фирм терпят неудачу и закрываются уже в течение первых 1,5 лет. По данным из других источников, тоже собирающих статистику по разным странам, ситуация оказывается несколько лучше или хуже, данные Bloomberg приблизительно средние, возможно потому, что собраны на основе наибольшего объема данных. (Данные могут быть взяты из разных стран, где имеются разные условия ведения бизнеса, а в некоторых странах условия могут быть наиболее особыми и отличающимися.) О причинах, почему так происходит, выдвигаются разные мнения, например, эксперты пытаются говорить, что люди идут в бизнес и открывают свои дела неподготовленными, не знающими, не умеющими того, что должны знать и уметь бизнесмены. Да, этот фактор может работать. Но ведь так было всегда. Всегда какое-то количество новых бизнесменов приходили в бизнес неподготовленными. Но…

На заре капитализма, в XVII-XVIII и отчасти XIX веках, производительность труда на предприятиях, в сельском хозяйстве была невысока из-за того, что еще не были изобретены машины, увеличивающие продуктивность труда. Потом началась механизация, и производительность производства стала резко подниматься. Она поднималась буквально в разы за короткие промежутки времени. В результате конкуренция между производителями соответственно обострялась, так же в разы. Да, и в старые времена существовали купцы, которые закупали товар в одном месте, перевозили его в другое место и там продавали. Но часто бывало и так, что какая-нибудь фабрика или мануфактура из-за невысокой производительности труда могла сбывать свой товар только в ближайшей округе (на большее товара не хватало), где она даже была естественным монополистом или почти монополистом. Товары той же мануфактуры могли проникать и куда-то подальше, но как исключение. Потом в связи с механизацией производства производительность труда стала резко расти, и товары приходилось сбывать во всё большем радиусе от места производства. А когда товары сбывались далеко от места производства, там уже существовали свои производители, и всем им приходилось конкурировать. Чем больше росла производительность производства, тем больше росла конкуренция, и этот процесс продолжается бесконечно. Бесконечное, беспредельное усиление конкуренции.

Вот то новое обстоятельство, которое мы имеем в последние десятилетия и которое радикально меняет условия ведения бизнеса.

При капитализме, сами капстраны, особенно во времена соперничества с СССР, показывали конкуренцию, как достоинство и двигатель капитализма. И до сих пор говорят о конкуренции, как о двигателе. Дескать, только конкуренция заставляет фирмы развиваться, совершенствоваться, и без конкуренции всё равно никак и никуда...

Но сейчас уже сама конкуренция банкротит фирмы. Дело не только в том, что кто-то входит в бизнес неподготовленным, но и в том, что условия ведения бизнеса становятся всё труднее переносимыми. В итоге – подавляющее большинство частных фирм не может пережить уже первые годы своего существования и в 80% случаев скоро закрываются. Бизнесу даже пытаются помогать. В разных странах существует планомерная государственная поддержка новых частных фирм. Действуют существенные налоговые льготы (чем не могут пользоваться более старые фирмы), новым фирмам даже выделяются деньги на рост дела. Но всё равно – подавляющее большинство фирм банкротятся. И помощь им тратится впустую.

Если говорить детальнее, дело даже не только и в первую очередь не в том, что просто частные фирмы конкурируют между собой, а фирм много, они могут выпускать продукцию в больших объемах и потому конкуренция стала слишком сильной. Сейчас – это в первую очередь не просто конкуренция разных фирм, а такое явление, что есть небольшое количество уже давно возникших и к настоящему моменту очень мощных фирм, суперкорпораций, которые сами не испытывают большой конкуренции, т.к. таких, как они, мало, но более мелкие, именно молодые фирмы, существующие всего несколько лет, они могут давить очень сильно. И главным образом мелкие фирмы рушатся из-за того, что не могут выносить конкуренцию с мощными суперкорпорациями.

Капиталистическая экономика достигла такого противоречивого состояния, когда суперкорпорации становятся практически монополистами в своих областях, и государству приходится применять к ним антимонопольные законы (хотя капиталистические каноны вроде как против вмешательства государства). В то же время доля среднего и мелкого бизнеса в экономике постепенно убывает из-за невозможности конкуренции не только и не столько между самими небольшими фирмами, но и, главное, из-за невозможности их конкуренции с самыми крупными корпорациями.

Когда-то люди пришли к капитализму, в частности, потому, что он давал массам возможность попробовать себя в бизнесе и разбогатеть. И то, что простые люди из народа могли попытаться как-либо войти в бизнес и разбогатеть – в этом для очень многих людей и был смысл и прелесть существования капитализма, люди стали тешить себя надеждой, что когда-то и они смогут открыть свое дело.

Со временем возможность новым людям войти в бизнес и разбогатеть становится всё призрачней. Мизерно малая прослойка владельцев крупнейших суперкорпораций чувствует себя в безопасности, но для новых желающих завести свое дело всё осложняется (и со временем всё больше осложняется) до катастрофических трудностей, конкуренция с супергигантами массово убивает мелкие компании.

Так конкуренция уже постепенно становится той силой, которая подавляет развитие новых бизнесов, блокирует мечту простого человека заняться бизнесом и преуспеть, что раньше так привлекало людей в капитализме, тормозит рост производительных сил, блокирует вливание в экономику «новой крови», развитие новых бизнесов, что, если не убивает развитие экономики, то несомненно, ей вредит.

Это то, что в дальнейшем будет всё больше волновать бизнесменов. (Напоминает медицинскую формулу про то, что в малой дозе лекарство, в большой дозе – яд.)

Но ситуация еще сложнее. В целом конкуренция, когда ее устанавливают, как доминирующее в обществе явление, становится очень многообразна и влияет на разные стороны жизни, практически даже не давая человеку (если только не уйти в монастырь) изолироваться и не участвовать в ней.

В конкурентном обществе, хочешь ты или не хочешь, но ты участвуешь в этой конкурентной борьбе. Даже если ты сам не коммерсант. Как ты в этом участвуешь? Через конкуренцию между производителями и продавцами товаров с одной стороны и потребителями с другой стороны. Хочешь ты или не хочешь конкурировать, но у тебя есть материальные потребности (есть, одеваться и т.д.), ты вынужден потреблять товары и, как потребитель, вступаешь в конкуренцию с продавцами и производителями товаров – они-то добиваются своей выгоды в контактах с тобой и им важны свои интересы, а не твои.

И интересы производителей и продавцов противоположны интересам потребителей. В результате хочет или не хочет потребитель с кем-то конкурировать, его никто не спрашивает, и цель производителей и продающих-перепродающих инстанций – заставить потребителя отдать им как можно больше денег. В итоге потребитель оказывается в положении, когда он сам не пытается никому сделать хуже и ничего ни у кого отобрать, но все его конкуренты из производящих и продающих организаций стараются как можно больше отобрать у него, и если он не старается у кого-то что-то отбирать, а они стараются, то он неизбежно зачастую проигрывает. Положение потребителя в таком обществе – всегда «внизу пищевой цепочки», он не собирается никого «есть», но им хотят «полакомиться» все. Цель частного производителя и продавца – произвести (или приобрести для перепродажи) товар как можно дешевле, а продать как можно дороже. И тут идут в ход все ухищрения, чтобы удешевить товар всеми правдами и неправдами, всеми законными и незаконными способами, без обмана или с обманом покупателя. И старания обойти закон, обмануть покупателя, сделать вид, что товар очень хороший, при этом затратив на его производство минимум средств, неизбежны. Для частного производителя и продавца выгода превыше всего, а если так, то попытки обмана потребителя с целью выдачи чего-то плохого и дешевого за хорошее и дорогое неизбежны. Законы мешают обманывать потребителей, но огромное желание и старание производителей и продавцов обмануть потребителя неизбежно.

И тут вера апологетов капитализма в то, что рынок и конкуренция всё наладят, не срабатывает. Конкуренция может стимулировать производителей к хорошей работе, но может и стимулировать к соревнованию в том, кто лучше манипулирует покупателями, обманывает их и пытается продать нечто самое дешевое как можно дороже.

Отсюда – многочисленные манипуляции производителей с тем, чтобы положить, скажем, в продукты что-то дешевое, хотя и вредное, вместо более дорогого и качественного, и многие другие мошенничества. Иногда доходит до того, что товары делаются намеренно таким образом, чтобы они так или иначе побыстрее вышли из строя или стали бы работать хуже после окончания гарантийного срока.

Например, не так давно выяснилась информация, что в айфоны программно закладывают уменьшение их мощности через некоторое время, хотя айфон мог бы работать и дальше полноценно, но производителю нужно, чтобы не совсем новый айфон гарантированно стал работать хуже и потребитель захотел бы купить новый. Или компьютерная техника может делаться намеренно с плохим охлаждением, чтобы микросхемы от перегрева выходили из строя вскоре после окончания гарантийного срока. По сути – это мошенничество, обман, но обманывать научились так, что с точки зрения закона это не преступление.

Конкуренция – это несовершенный и в современных условиях устаревающий способ мотивирования людей. Она плохо справляется даже со своим изначальным предназначением – с тем, из-за чего конкуренцию считают отчасти чем-то хорошим – даже с тем, чтобы мотивировать производителей делать более качественные вещи. В каких-то случаях производители могут в процессе конкуренции и улучшать качество товаров. Но со временем и учатся конкурировать в том, кто лучше имитирует, подделает качественный товар, кто лучше обманет покупателя. И если в прошлые века качественную вещь было легче отличить от плохой, то теперь технический прогресс помогает и используется для того, чтобы делать товары всё более удешевленные и мало трудоемкие в производстве (пальмовое масло в составе, порошок, имитирующий вкус вина, вместо настоящего вина и пр.) и только имитирующие что-то качественное.

Если нет никакого другого, лучшего способа для того, чтобы мотивировать производителей на производство качественного товара, то и конкуренция в какой-то мере может выполнять эту роль. Но далеко не полноценно.

При экономике такого типа, куда бы ты ни пошел – в магазин за любым товаром или в любую организацию для оказания тебе каких-либо платных услуг, ты везде оказываешься в состоянии конкуренции, где интересы твоих конкурентов противоположны твоим, и никто тебя не спрашивает, хочешь ты этого или нет.

Плохо выполняя свою функцию улучшать жизнь людей даже материально (в отношении того, что она плохо мотивирует на повышение качества товаров), конкуренция в то же время морально отравляет жизнь вообще всем людям, живущим в обществе, погруженном в условия конкуренции всех со всеми – производителей с потребителями и т.д. и т.п. Дух конкуренции, который является фетишем капитализма и поощряется во всех его формах, морально отравляет всё общество в целом, сводя все отношения между людьми к принципу человек человеку волк, конкурент, а в конечном счете – враг.

Это явление, в отличие от конкуренции, является однозначным злом. Мошенничество существовало, сколько существует человечество, но в условиях капитализма, когда выгода превыше всего, а с моралью, скажем так, по известным причинам не всё в порядке, оно не могло не разрастись так, как не могло разрастись никогда ранее.

Инструменты мошенничества совершенствуются, когда люди перестают «клевать» на старые способы мошенничества, придумываются новые. И колоссальное развитие техники в наше время очень помогает этому совершенствованию.

Время идёт, всё развивается, и мошеннические идеи – тоже. Особенно в то время, когда накоплению богатства и получению выгоды из всего придается такое значение… И в наше время об этом можно говорить бесконечно.

Начиная от мошенничества в экономике (производителей и продавцов товаров и услуг) и кончая мошенничеством в очень широком спектре событий бытийной жизни, когда мошенники могут маскироваться под кого угодно.

Один вид мошенничества уже был описан в предыдущем пункте (о конкуренции). Это то, что из-за цели частного производителя – получить максимальную прибыль он может и производить действительно качественные товары, а может и пытаться пустить пыль в глаза, делая красивую упаковку и всеми способами делая вид, что это вещь качественная и имеющая самые высокие характеристики, хотя на самом деле ее качество и характеристики значительно ниже. И в таком случае конкуренция между производителями не заставляет их выпускать что-то более качественное, а побуждает их к соревнованию в том, кто лучше обманет покупателя.

При таком устройстве экономики, мошенничество в экономической сфере, при производстве и продаже товаров, со временем не может не становиться всё более многообразным. То, что уже было отчасти сказано, – это стремление производителей всячески удешевить товар, в том числе это добавление в продукты вредных для человека, но дешевых компонентов (пальмовое масло и пр.), причем часто производители стараются не упоминать этого на упаковках товаров или упомянуть так, чтобы было как можно менее заметно и не всем понятно. Кормление кур антибиотиками, которые потом откладываются в мясе, а у людей, съевших такое мясо, возникает невосприимчивость к антибиотикам. Пропитывание поверхности фруктов специальными составами, с помощью которых внешний вид фрукта противоестественно долго сохраняется в идеальном состоянии, а внутри фрукт может уже гнить. И т.д. и т.д. Если когда-то раньше говорили о том, что спрос рождает предложение, то есть спрос первичен, а предложение – это всего лишь ответ на спрос, то современная наука маркетология научила предпринимателей искусственно поднимать спрос на то, что они хотят продать и за что хотят получить деньги.

При этом надо сказать, что, хотя эта проблема сейчас очень резко выявляется в некоторых странах и в том числе в России, но вполне возможно (и вероятно), что в дальнейшем она в большой степени еще при капитализме будет преодолена (см. несколькими строками ниже). Тем не менее, с первопричиной возникновения этой проблемы (производителей и продавцов товаров интересует только прибыль, а не качество товара) капитализм не сможет справиться никогда и не собирается справляться, считая ее нормой. Точно так же – больной человек на какое-то время может сбить высокую температуру до нормы и может даже постоянно сбивать ее, не давая ей повышаться, но источник его недомогания от этого никак не затрагивается и продолжает провоцировать болезнь.

В медицине. Вариант мошенничества – в принципе не такой уж новый, но всё больше активизирующийся сейчас, – когда в платных клиниках пытаются человека не эффективно лечить, а видят выгоду в том, чтобы лечить его и брать плату за всевозможное лечение по возможности дольше. Время от времени становятся известны удивительные случаи, когда какого-либо не бедного человека лечат то от одного, то от другого (и он за всё платит), но никак «не могут найти» эффективного лечения и даже поставленные диагнозы могут меняться, а человеку легче не становится. Медицина очень старается вынудить людей лечиться платно, а если человек платит, то постараться сразу поставить точный диагноз и вылечить не выгодно. Лучше лечить не причину, а симптомы, чтобы человек продолжал болеть и платить за лечение.

В аптеках продаются (и рекламируются всеми способами) препараты, разработанные явно не врачами, а дельцами от аптечного бизнеса, которые лечат симптомы, не затрагивая причину болезни, которая в результате усиливается и приходится ее лечить еще дольше, и покупать лекарственных препаратов еще больше.

Разумеется, в фармбизнесе процветает подделка препаратов, в результате чего в некоторых случаях вместо настоящего лекарства можно купить если не пустышку, то препарат с уменьшенным количеством действующего вещества.

На наше счастье, подобные явления внедрились в медицину пока еще не очень сильно (хотя кто-то может с этим не согласиться), но проникли и сюда.

Правда, про вышеописанные виды мошенничества – при производстве и продаже товаров и услуг, а также про мошенничество в медицине – надо сказать, что они в очень отдаленной перспективе, к концу капиталистической формации, возможно, исчезнут, если не полностью, то в большой степени. Не исключено, что исчезнут. Дело в том, что с развитием капитализма всё больше будет насыщаться рынок товаров и услуг. А всё большее насыщение рынка приведет к тому, что хотя капитализм и не предотвращает конкуренцию товаропроизводителей в производстве ложно качественных товаров с обманом покупателей, но при очень высокой насыщенности товарами и сравнительно невысокой цене даже за товары самого лучшего качества не исключено, что при любой склонности производителей к удешевлению товаров за счет понижения качества, но вопреки этой склонности им в конце концов придется конкурировать только в повышении качества, т.к. у того производителя, который не станет так делать, товары не будут покупать (с производством услуг – всё аналогично)[5]. Наверное, нельзя точно сказать, дойдет ли когда-то капитализм до такой высокой насыщенности рынков сбыта товарами. Если дойдет, то качество перестанет быть проблемой. Но надо понимать, что капиталист всё же не заинтересован в качестве и только максимальная насыщенность рынка сбыта и реальная общедоступность (дешевизна) действительно качественных товаров заставит его всегда заботиться о качестве.

Так же и с мошенничеством в медицине. Если когда-то будет достаточно много частных клиник и они будут вынуждены крайне напряженно конкурировать между собой, то не исключено, что рынок сбыта медицинских товаров и услуг когда-то станет настолько переполнен, что заставит производителей товаров и услуг конкурировать только в высоком качестве обслуживания людей. Пока до этого очень далеко, но в будущем – не исключено.

Вытягивать большие деньги за лечение – вариант. Это использование человеческой беды для получения выгоды.

И таких вариантов придумывается всё больше.

Также, кроме выше сказанного, мы возмущаемся коррупцией и тому подобными явлениями. Это, в сущности, та же тема – мошенничество в политике.

Говорят: политика – грязное дело. Но в какой-то степени так было уже давно. Коррупция существовала в мире столько, сколько существуют государства. Она была и в Древнем Риме, и раньше… Тот же индивидуализм неизбежно породил и мошенничество в политике с той целью, чтобы политик мог извлечь из своей работы личную выгоду.

Если раньше, уже веками, коррупция существовала, то сейчас – тем более. Капиталистические нравы продолжают и усиливают все мошеннические явления.

Если вплоть до средневековья люди еще отвлекались от своих корыстных желаний на задачу спасения души, то теперь многие о спасении души забыли и могут полностью посвятить свою жизнь корысти. Капитализм избавил людей от необходимости спасения души, как моральной скрепы общества, не привнеся взамен ничего аналогичного, поставив корысть превыше всего.

Это просто типично для такого времени. Когда официально признается и ставится нормальной для каждого человека высшей целью максимальное сосредоточение на накоплении материального богатства, то вполне естественно, что и политики заражены этим явлением. В таких условиях использование власти для материального обогащения естественно. И, скорее, наоборот – быть во власти, но не использовать власть для личного материального обогащения, быть реальным слугой народа – это значит в какой-то мере сопротивляться духу времени, самому духу капитализма…

И такого рода мошенничество никуда не денется с развитием капитализма, его не излечит насыщенность магазинов товарами. Никуда не денется и манипуляция сознанием в производстве и торговле, когда вместо того, чтобы просто удовлетворять естественный спрос (именно по естественному принципу: спрос рождает предложение), производители и продавцы товаров и услуг с помощью маркетологии, манипулируя общественным сознанием, искусственно создают спрос. Насыщение рынков сбыта, с одной стороны, может что-то улучшать, а с другой стороны – если найдены и совершенствуются возможности манипуляции сознанием, когда производители и продавцы умеют искусственно поднимать спрос на то, что они хотят продать (и получить прибыль), в сложившихся при капитализме условиях они будут это делать и продолжать совершенствовать это искусство. Капиталистическая экономика на нынешней стадии развития стала напоминать крепостное право, когда производители и продавцы стараются как можно сильнее закрепостить покупателя, чтобы он был максимально управляем и делал то есть покупал строго то, что ему хотят продать.

Об этом не нужно много говорить, всем всё понятно. Неизбежное явление, когда всё делается только ради собственной выгоды, и своя выгода стоит в основе всей деятельности, а побочные эффекты в виде вреда для экологии и для окружающих людей игнорируются. Именно те страны, которые за последние десятилетия наиболее развили свое производство, оказываются и странами с наиболее загрязненной экологией. Некоторые государства время от времени вступают в международные соглашения и договариваются не так сильно вредить экологии, но другие страны, не входящие в соглашение, вредят за десятерых, имея экономическое развитие и получение прибыли в абсолютном приоритете для себя, а соблюдение экологических стандартов вредит быстрейшему экономическому развитию и получению максимальных выгод. Цивилизация на основе максимального развития индивидуализма, корысти и конкуренции не может иначе.

Причем, хотя эта проблема, с одной стороны, происходит от человеческого индивидуализма, в то же время ее, кстати, очень легко представить в марксистской терминологии. Производительные силы развиваются (и как побочный эффект этого – раньше можно было чем-либо отравить реку, а сейчас могут происходить загрязнения и отравления в гораздо бóльших масштабах и могут быть загрязнения искусственно созданными гораздо более ядовитыми веществами), а производственные отношения внутри капиталистической системы остаются теми же – капиталисту всё так же нужна только прибыль, а побочный вред, в частности, для окружающей среды он старается игнорировать. В результате такие производительные силы уже не соответствуют таким производственным отношениям. При растущих производительных силах возникает возможность всё большей порчи окружающей среды и это ухудшает жизнь людей (пока не ухудшит до такой степени, что это уже невозможно или слишком тяжело терпеть), а капиталистические производственные отношения этому никак не могут помешать. Значит, требуется изменение типа производственных отношений, чтобы они были адекватны производительным силам, чтобы такие производственные отношения могли бы гармонично сочетаться с такими производительными силами и при этом улучшать жизнь, а не создавать опасности для жизни людей [6].

Всё то же самое о производительных силах и производственных отношениях касается и следующего пункта, говорящего частично о том же самом, то есть не только об этом, а о более широком явлении.

И опять же – проблемы капитализма переплетаются между собой, поэтому отчасти об этом уже говорилось в связи с другими поводами, но об этом надо сказать отдельно. Чем больше при капитализме развиваются технологии, тем больше развивается проблем.

Технологии дают увеличение производительности производства. И хотя бы уже поэтому развитие технологий нам необходимо. Но в то же время развитие технологий, к сожалению, способствует не только этому.

Технологии расширяют возможности фальсификации товаров. Усиливают экологические проблемы.

Когда капитализм зародился, это была новая, более высокая ступень развития общества после феодализма, капитализм сделал человека свободным.

Но чем дальше, тем больше, капитализм развивает технологии, это развитие всесторонне очень многогранно и глубоко проникает в нашу жизнь. Это создает и всё новые удобства для жизни (электрификация, компьютеризация и т.д. и т.п.), и усложняет проблемы. Человек эгоистичен и капитализм основывается на человеческом эгоизме, но в то же время из-за этой эгоистичности человека современное общество и те, кто им управляет, даже просто вынуждены, в частности, устраивать тотальное подсматривание за всеми (скрытые камеры у банкоматов, в различных организациях и т.п.[7]), т.к. эгоистичные, корыстные люди вечно хотят, а время от времени и на практике пытаются сделать что-то в своих интересах, но в ущерб другим.

Технологии дают всё больше возможностей для фальсификаций любых товаров: чем больше развиваются технологии, тем больше появляется возможностей что-либо фальсифицировать. Сочетание экономики, основанной на безудержном стремлении к личной выгоде, с технологиями постоянно добавляет в нашу жизнь суррогатов, подделок, имитаций…

Корысть толкает частных собственников производства на загрязнения окружающей среды, а при мощном развитии технологий это загрязнение становится тоже очень мощным. Страны, достигающие высокого технологического развития, платят за это мощным загрязнением. Весна в столице Южной Кореи Сеуле подобна нахождению в одной комнате с человеком, выкуривающим по 4 пачки сигарет в день. А Япония выбрасывает в воздух практически вдвое больше углекислого газа, чем Южная Корея. Болезни, вызванные загрязнением, например, болезнь Минамата (отравление тяжелыми металлами), погубили множество японцев. Среди сильно загрязненных городов есть и российские, а также индийские. Серьезные проблемы с загрязнением имеют США. Но лидирует во всём мире по степени загрязненности воздуха Китай. За быстрое технологическое развитие он заплатил плотным смогом над городами…

Сочетание развития технологий с человеческой корыстью создаёт всё более тяжелые последствия. Капиталист может никому не хотеть делать вреда, но просто делает так, как ему выгодно. И, если в прошлые времена кто-то мог что-то вылить в реку и отравить ее, теперь масштабы отравления земли, воды и атмосферы отходами производства становятся всё больше и тяжелее.

Чем больше развиваются технологии, тем больше они при ориентации людей на противоборство всех со всеми могут приносить всё больший вред самим людям. Не только экологические проблемы, мошенничество (в том числе и высоко технологичное), возможность тотальной слежки, но и гораздо более опасные – накопление атомного, химического, возможные разработки бактериологического оружия – могут закончиться катастрофическими последствиями. Хотя в формуле конфронтация + технологии сочетание обоих слагаемых дает в результате очень неприятные и опасные последствия. Но по-настоящему вредным компонентом в этой формуле является конфронтация.

Рано или поздно высота технологий доходит до того, что конфронтационный путь становится уже неприемлем, т.к. использование высоких технологий в целях конфронтации может приводить к любым самым тяжелым последствиям. Настроенность людей на индивидуализм, конкурентность, конфронтацию вместе с владением высокими технологиями становится реально опасным. Высокие технологические возможности чем дальше тем больше требуют всё большей ответственности и дружественности.

Нижеследующее можно было бы точнее всего охарактеризовать не как отдельный пункт, а как приложение к некоторым предыдущим пунктам, которые говорят о материальных проблемах, создаваемых нынешним капиталистическим обществом и особенностями его развития, в сущности, краткий повтор и итог уже сказанного перед тем, как сказать совсем о другом. Итак, некоторые частичные итоги…

Когда новый общественный строй только зарождается, он всегда дает людям, пусть не всем, но кому-то какие-то преимущества по сравнению с тем, что было раньше. Скажем, рабовладельческий период начинался, разумеется, не для блага рабов, а для блага тех, кто становился рабовладельцем (господствующим классом): получая рабов, они получали максимально дешевую рабочую силу. Но зарождение рабовладельчества происходило еще в очень давние времена в слабо развитом обществе. И тогда могло происходить, например, так, что кто-то очень сильно задолжал, но при этом по-прежнему не сводил или едва сводил концы с концами, а отдавать долг было нечем. В таком случае он поступал к своему кредитору на работу, в рабское услужение, но ничего (кроме, может быть, еды) за свою работу получать не мог, а работал в счет уплаты долга. (Кстати, в этом отношении рабовладельческие отношения были в какой-то мере выгодны и рабам: если задолжал и долг отдавать надо, а деньги, как только появляются, тратятся только на самое необходимое и невозможно из них выделить сколько-то еще и на уплату долга, то можно выплатить долг и без денег, а своим рабским трудом.) И, если посчастливится, он мог даже и успеть таким образом выплатить долг и после этого выходил из рабства на свободу. При этом наследственного рабства не было и, что важно, раб всё-таки оставался для рабовладельца человеком, хотя и таким, которого можно было эксплуатировать нещадно. Если, опять же в самые древние времена, члены одного племени захватывали рабов из соседнего племени, всем так же было понятно, что это хоть и рабы, но тоже люди. В позднее же время существования рабовладения отношение к рабам изменилось до такой степени, что, во-первых, возникло наследственное рабство и, во-вторых, рабов во многих случаях уже перестали считать за людей, относясь к ним, как к домашнему скоту, особенно если это был черный раб. То есть это показывает, как общественная формация в течение своего развития от своего зарождения и далее усиливает свои основные характеристики и они в конце концов становятся настолько сильными, что неправильность и недопустимость сохранения такого же положения начинают понимать всё больше людей.

Так же феодализм начинался с не очень жесткой зависимости между крестьянами и их господином, феодалом, но потом развил гораздо более жесткую зависимость – крепостное право.

Так и нынешний общественный строй, капитализм, постепенно развиваясь, к настоящему времени, усиливая свои главные особенности, накопил и продолжает накапливать такие свойства, которые даже в материальном плане работают по медицинской формуле: что в небольшой дозировке может быть лекарством, то в безмерно увеличенной дозе – яд.

1. Гиперконкуренция мелких фирм с огромными корпорациями. Люди в капитализме в идеале мечтают открыть свое дело (фирму). И они могут это делать, но… Нынешнее положение дел создает очень высокий уровень банкротств уже в первые годы после основания частных фирм. Самые мощные фирмы продолжают процветать (хотя и они иногда закрываются), т.к. только среди них конкуренция не велика, а более мелкие не выдерживают конкуренции с ними. Но то, с чего и для чего капитализм начинался – возможность многим людям начать заниматься бизнесом и богатеть – сам этот смысл основания новых фирм постепенно тает, уходит в прошлое, и это явление неизбежно будет усиливаться в связи с усилением крупных фирм. И в процессе того, как эта ситуация будет всё более усугубляться, механизмы экономики придется как-то менять, выходя за рамки капиталистических норм.

2. Конкуренция может иметь и положительное значение. Но конкуренция вполне может допускать и то, когда производители считают более выгодным стараться не производить что-то по-настоящему качественное, а пытаться пустить пыль в глаза. И, если коротко повторить ранее сказанное, при этом конкуренция между производителями начинает выражаться в том, кто лучше обманет покупателя. Более дешевое в производстве всячески маскируется с имитацией чего-то более дорогого и качественного.

Развивающийся научно-технический прогресс дает возможность производителям использовать всё больше всяческих имеющих какой-то вред, но дешевых заменителей чего-то не вредного, но более дорогого в изготовлении, все больше возможностей делать подделки и имитации. Покупателям предлагают быть суперпрофессионалами в выявлении скрытого плохого качества и мошенничества. А если ты не суперпрофессионал – ты проиграл и тебе продали дешевое (и, соответственно, плохое) по цене более дорогого. Что должна делать нормальная, не извращенная экономика по отношению к потребителям – это только удовлетворять их потребности, не заставляя людей быть высоко профессиональными экспертами в выявлении обмана. Она должна улучшать жизнь людей. И это все. В этом ее функция, ее назначение. Но современная экономика идет по совершенно другому пути. Это путь манипуляции потребителем, когда потребитель делает не то, что хочет, а то, на что его вынуждают. Некий аналог крепостного права на современном уровне.

Таким образом, капитализм создает сейчас материальные проблемы и коммерсантам, и потребителям. Получается некий парадокс, но факт: капиталистическая система, рассчитанная на то, чтобы материально улучшать жизнь людей, теперь уже даже в материальном смысле отчасти сама же затрудняет их жизнь. Сколько люди еще смогут это терпеть, сложно сказать...

Можно сказать, что в капитализме беда приходит оттуда, откуда не ждали. Капитализм старается всецело сосредоточить внимание на материальных задачах, но, решая одни проблемы, создает и накапливает другие.

Одни материальные задачи капитализм решает, другие усиливает. Что же касается морально-духовной стороны жизни людей, тут всё ещё сложнее.

Для кого-то это вроде как даже и не имеет значения, то есть кто-то это и пытается не замечать. Но язвы капитализма даже гораздо сильнее на морально-духовном плане, чем на экономическом.

Жизнь в атмосфере конкуренции со всеми теми, кто пытается нам что-то продать, не гнушаясь обманом и фальсификацией, в атмосфере конфликтности с сотрудниками на работе, соседями по многоквартирному дому, по даче и т.д. и т.п. – все «прелести» общения в духе навязываемой и воспитываемой капитализмом эгоистической конкурентности – превращается в стиль жизни, состоящий из бесконечного психологического напряжения, порой близкого к хроническому стрессу, и в череду мелких (и не всегда мелких), но бесконечных психотравм. Люди понимают, что что-то не так, и дело больше не в материальной, а в психологической стороне жизни. Увлечение консультациями психолога становятся всё более массовым, но и это мало помогает и психологический дискомфорт жизни не снимает. А что может сделать психолог...

Становится всё тяжелее жить в обстановке, когда к тебе могут прийти из какой-то заботящейся о тебе же общественной организации, а в итоге оказывается, что это люди, которые ни к какой подобной организации отношения не имеют, а пытались тебя обмануть тем или иным способом. Об этом уже говорилось, теперь мошенники уже даже и технически подкованные и становятся всё изобретательнее. Технический прогресс развивается и его активно ставят на вооружение. Могут позвонить и у тебя на телефоне отобразится номер опять же знакомой общественной организации, но номера в наше время можно подменять, что и делается с целью так или иначе человека обмануть и обокрасть.

Жить постоянно в таком состоянии, когда тебя все чаще могут и хотят обмануть, это уже очень серьезная степень психологической, моральной дискомфортности жизни.

Моральная и даже в целом психологическая комфортность жизни капитализмом чем дальше, тем больше игнорируется, как что-то совершенно не нужное. Капитализм отнимает у человека моральную комфортность жизни, делая вид, что материальное – это всё, что ему нужно. Материальные блага всё больше становятся новым «опиумом для народа» – когда люди крайне ценят материальные блага, которые у них есть, они не так болезненно воспринимают моральную дискомфортность своей жизни. Капитализму, а точнее тем, кто является его господствующим классом и всем рулит – частным предпринимателям – нужно, чтобы, в идеале, сами люди (покупатели, потребители) имели такое мировоззрение, что хотели бы как можно больше потреблять (и, что главное, - покупать и покупать то, что производят и продают коммерсанты). А моральный комфорт как бы не важен. И мировоззрение многих людей меняется в эту сторону. Но безотчётно остается ощущение несовершенства жизни и потребность в чём-то еще… и увлечение психологами, которые должны сделать жизнь комфортнее, опять же увеличивается…

Когда человек голодает и в целом живет на очень низком материальном уровне, его огромное желание жить материально лучше – нормально и естественно. Но капитализм безальтернативно ставит в основу всего накопление денег, рост материального благосостояния, независимо от того, какого уровня богатства ты уже достиг, и выдает это за высшую основу жизни. В результате мы видим такие извращения жизни, как, например, уклонение искусства, музыки, литературы и пр. в производство того, что с точки зрения искусства ценности не имеет, но что можно хорошо продать. Когда мы слышим, что какой-то творческий коллектив распался, мы сразу думаем: видно, деньги не поделили. То есть цель коллектива – заниматься творчеством, но мы подозреваем причиной распада деньги, фактически – бизнес. И главное – очень часто это оказывается правдой. Сначала люди хотят заниматься творчеством, а потом соблазняются всеобщим увлечением тем, что деньги превыше всего.

В обычных взаимоотношениях предать человека, стать причиной каких-либо его проблем – подло, аморально. Но капитализм подает дело так, что обанкротить кого-то вплоть до того, что стать причиной его нищеты, – это не только вполне нормально, но и хорошо, т.к. при этом его деньги перейдут к тебе. Можно и обмануть – тоже хорошо, если это даст прибыль… и совершенно не важно, если ты при этом обманываешь своего напарника или еще кого-то, кто тебе доверял, – это просто бизнес.

Семьи образуются для того, чтобы иметь уголок гармонии, спокойствия, где можно доверять и иметь поддержку… Но в современных традициях заключить такой брачный контракт, по которому при малейшей оплошности супруга можно с ним развестись, ободрав его, как липку, – прекрасно!

Современному правителю (президенту), который избран людьми, а не делает вид, что он от Бога, нет смысла способствовать усилению роли религии, а ее ослабление дает и забвение ее морально поддерживающей роли в обществе. Более того, капиталистическому государству, хотя и негласно, но все же выгодно и необходимо, чтобы люди были не религиозны и добросердечны, а корыстны и алчны. И капиталистическое государство всячески развивает в людях их способность бесконечно зарабатывать и тратить, ставя во главу своих ценностей деньги, богатство, мечту о достойной жизни, подразумевая под ней чисто материальное благополучие… а всё, что нужно, вроде как можно просто купить. Таким образом, по сравнению со средневековыми монархическими странами, влияние современного капиталистического государства на людей безмерно выросло, а влияние церкви настолько же упало. И когда вся капиталистическая экономика как можно сильнее старается соблазнять человека на то, чтобы только зарабатывать и тратить, живя чисто материальными потребительскими интересами, религия уже никак не может компенсировать это духовно разлагающее влияние своим духовно облагораживающим влиянием. А взамен этому влиянию религии капитализм ничего не дал. Тем самым сделав вид, что материальное – это единственное, что человеку нужно. Сделав моральную сторону жизни и падение морального качества людей одним из самых проблемных мест нашей сегодняшней реальности. Это вносит существенный дискомфорт в жизнь людей… Хотя идеологи капитализма продолжают делать вид, что вроде бы так и надо…

Это пока не очень сильно волнует людей. Подавляющее большинство – предпочитает думать о материальном. Но сознание людей развивается и со временем становится более чувствительно к тому, что меньше чувствовало раньше.

Наконец, в наше время существует такая форма управления государством и людьми, как демократия. Но демократия, по сути, полноценно не реализуема, она не может раскрыть весь свой благой потенциал при капитализме, в обществе с буржуазией в роли господствующего класса.

1. Уже говорилось, что когда демократия наслаивается на капитализм с его высшей целью накопления материальных богатств, демократическая форма правления при этом создает такой эффект, что мир перестает нуждаться в религии, морально и духовно возвышающее человека влияние религии слабеет, а атмосфера капитализма сама провоцирует в человеке корысть, алчное стремление к выгоде и тем самым подавляет мораль еще больше. Капитализм в сочетании с демократией отказываются от морально возвышающего влияния религий, но взамен ничего аналогично действующего не дают и не предлагают.

Таким образом, культивирование в людях корысти капитализм осуществляет, а никакого обратного явления и влияния не возникает. И так сочетание демократии с капитализмом создает извращенное положение дел, которое приводит к искажению мировоззрения людей.

2. Когда господствующий класс – это буржуазия, демократия в любом случае не может стать по-настоящему полной и раскрыть весь свой благой потенциал. Дело просто в численности этого господствующего класса. Буржуазия – класс малочисленный, включающий в себя около 10% населения. Но буржуазии нужно сохранять и с помощью денег она легко способна сохранять свое положение господствующего класса. Народу внушается пробуржуазная идеология. Это уже не демократия. В наше время буржуазия научилась править, можно сказать, мягкой перчаткой, когда положение в стране сохраняется таким, как удобно и выгодно буржуазии, но это делается не жестко и воспринимается народными массами, как будто так и надо. Но в любом случае, когда правящий класс составляет 10% населения – это исподтишка подсунутая «мягкая перчатка» диктатуры, хотя и, разумеется, с элементами демократии (и с попытками сделать вид, что демократия есть вообще во всём и везде). Это называется «буржуазная демократия», то есть как бы и что-то вроде демократии, но не совсем. В таком мире демократии отведена только роль зародыша, развивающегося в противоестественных, если не враждебных, для него условиях, только старательно преувеличиваемого и показываемого (в СМИ), как нечто уже полноценно развитое. Но полноценного развития демократии при таком положении дел не может быть никогда.

Кто-то «по инерции» может возразить: «Ага, а при СССР, что ли, лучше было? Там даже нормальных демократических выборов не проводилось». Да, не проводилось и в этом смысле было не лучше. Но как было в СССР – это не важно. Важно то, что сейчас настоящая демократия нереализуема и для ее реализации нужна какая-то другая форма жизни общества. То, что было в СССР, – это всего лишь то, что когда-то было, но, если кто-то хочет в будущем настоящей реализации лучших, благих возможностей демократии, то это возможно только в какой-то новой форме общества, а не в условиях капитализма (но и, разумеется, без возвращения и повторения ситуации в СССР).

Когда-то и буржуазная демократия была прогрессом. До возникновения капитализма и демократии способ правления государствами был, по сути, открыто авторитарным. Меньшинство управляло подавляющим большинством. Буржуазная демократия – это уже шаг вперед, когда элементы демократии в обществе явно присутствуют. Но буржуазии в любом случае нужно удерживать свое господствующее положение и это явление не зависит ни от каких демократических решений народа. Если говорить опять же символами, как про «мягкую перчатку», взаимоотношения буржуазии и народа аналогичны взаимоотношениям пастуха и овец. Пастуху всё равно, кто в стаде будет вожаком, а кто подчиненными, и в этом отношении он может предоставить овцам полное демократическое самоуправление. Но то, что пастух – это пастух со всеми вытекающими из такого положения возможностями, не подчиняется никаким демократическим решениям овец. И дальше такого положения дел буржуазная демократия никогда не пойдет, не может пойти.

(Но такое половинчатое положение демократии не может быть ничем иным, как промежуточным этапом развития от того, что было, к чему-то следующему. И, поскольку при капитализме и существовании малого, но господствующего, класса буржуа полноценного развития демократии не может быть, это следующее – уже некое некапиталистическое будущее.)

Продолжая сказанное про развитие демократии, можно сказать, что половинчатость капитализма даже еще шире, чем половинчатость нынешнего положения с демократией. И это тоже является не какой-то настоящей проблемой (ухудшением ситуации), а особенностью нашего времени, показателем половинчатости капиталистического общества как некоего промежуточного состояния в процессе развития с перспективой преодоления этой половинчатости.

Как было и в прошлых общественных формациях, господствующим классом при капитализме является мизерное меньшинство (частные собственники средств производства) и они используют все свои возможности, чтобы оставаться господствующим классом и делать всё, что они захотят, нередко в ущерб интересам народа, в ущерб интересам всех, кроме самих себя.

В результате правителям стран постоянно приходится бороться с алчностью господствующего класса, и без этого сейчас уже нельзя. Здесь сочетаются два фактора: и то, что в руках современных капиталистов (особенно крупнейших) находятся очень большие возможности, и они, просто заботясь о своих интересах и игнорируя всё остальное, могут многое испортить в больших масштабах, и то, что, что после появления демократии власти уже не могут хотя бы в какой-то мере не заботиться (где-то лучше, где-то хуже) об интересах подавляющего большинства населения – простого народа.

Так, например, уже говорилось, что капиталисты сами не хотят заботиться об экологии, им это не выгодно, и в результате во всех бурно развивающихся сейчас странах возникают всё более серьезные проблемы с загрязнением воздуха, воды, земли – всего, куда можно сбросить отходы производства, а власти вынуждены бороться с этим явлением.

Так же капиталистам выгодно заниматься мошенничеством при производстве и продаже товаров, выгодно обманывать покупателей, выдавая дешевый товар (а если говорить о продуктах питания, то часто еще и вредный для здоровья) за дорогой и качественный. Но, если в прошлые века и при предыдущих формациях государство могло бы смотреть на это «сквозь пальцы», то сейчас оно вынуждено в какой-то степени на это реагировать. Возникновение демократии и принятие демократии в развитых капстранах, как нормы жизни, вынуждает государство (госорганы) как-то препятствовать тому, что господствующее меньшинство так или иначе портит жизнь подавляющему большинству (простому народу).

И такая половинчатость, противоречивость наблюдается во многом… Есть множество самых разных случаев, когда простые люди из народа, чтобы привлечь внимание к проблеме, затрагивающей их интересы, могут писать жалобы в газету (и их, может быть, напечатают, а может, и нет), а крупный и даже не очень крупный частный собственник может купить газету и какие-либо другие СМИ и через них куда более активно освещать ту же проблему, но в совсем другом свете и в своих интересах.

Капиталисты продолжают вести себя так, что они – господа и они сами по себе, они делают что хотят, и хотят так же делать дальше. Подавляющее большинство людей – это народ. Но господствующий класс, а точнее, каждый представитель господствующего класса использует все свои возможности, чтобы было сделано так, как выгодно ему, а интересы народа были бы проигнорированы (если только не удастся найти выход, когда и капиталисту будет выгодно, и интересы народа будут соблюдены… но в любом случае для капиталиста главное – его личная прибыль).

В отличие от предыдущих формаций, капитализм оказался в некоем половинчатом состоянии, когда он уже отказался от монархии и откровенной диктатуры аристократии, а провозглашает себя демократическим строем, существующим для блага народа, но с фактическим сохранением господствующего класса, который мизерно мал, но он претендует на то, чтобы оставаться господствующим, и каждый его представитель старается как можно больше подмять под свои личные интересы. И государство вынуждено балансировать между тем, чтобы стараться хоть как-то ограничивать господствующий класс в его агрессивных аппетитах, но сохраняет этот класс, как господствующий, тем более что и многие политики и/или члены их семей к этому классу принадлежат и сами хотят, чтобы он оставался таким же господствующим, несмотря ни на какую демократию.

Такая противоречивая половинчатая стадия развития... Существование демократии (даже в любом слабо развитом виде) при капитализме – это его несомненное достоинство. Существование маленького, но господствующего (вопреки демократии) класса – это свойство капитализма, унаследованное от предыдущих формаций. Эти явления противоборствуют между собой. И это уже есть показатель, что в таком противоречивом состоянии капитализм не может существовать вечно. Такое состояние говорит о том, что оно является промежуточным и рано или поздно преобразуется во что-то другое, что будет уже не капитализмом, а чем-то иным, что устранит данное противоречие и продолжит развитие.

Демократия в том урезанном виде, в каком она есть сейчас, не может существовать слишком долго – если она уже появилась, то развивается и будет неизбежно стремиться к дальнейшему развитию и снятию противоречия.

А снятие противоречия будет возможно только в том случае, когда господствующим классом является наиболее многочисленная группа населения (большинство). Таково дальнейшее естественное и неизбежное развитие событий.

Раздвоение современных порядков на зарождающиеся демократические и недемократические ярко проявляет и деление на сферы существования того и другого.

С одной стороны – в гражданском капиталистическом обществе демократия как бы уже существует – происходят выборы мэров, губернаторов, президентов. Все это имеет свои недостатки, но как минимум в зачаточном состоянии это явление уже есть.

С другой стороны, в рабочей сфере, причем подразумевая не только рабочих на заводах, а все частные фирмы и используемых ими наемных работников, по-прежнему остается полная диктатура капиталистов: частный собственник является владельцем фирмы и все права на управление есть только у него. Работники могут только выполнять распоряжения и делать то, что хочет владелец. Права чем-то распоряжаться у них нет.

Власти пытаются занимать роль третейского судьи между работниками и капиталистами и периодически в чем-то ограничивают алчность капиталистов. И плюс к этому пытаются присоединиться профсоюзы, отстаивая права рабочих. Таким образом, постепенно уменьшается рабочий день, запрещается детский труд и производятся некоторые другие изменения. Но всё это ограничивается только тем, что улучшаются условия работы людей на своем рабочем месте, но при этом в любом случае не дается возможности рабочим как-то влиять на процесс работы частных фирм в целом. Наемные работники остаются наемными работниками, которые имеют определенные права только на своем конкретном рабочем месте и не более. А возможность управления всей фирмой в целом остается только у ее владельца и это незыблемое явление при капитализме.

Так проявляется капиталистическая противоречивость и половинчатость: в гражданском обществе уже развивается демократия, а в сфере работы, как в армии, сохраняется однозначная диктатура частных собственников.

Но люди постепенно понимают, что отсутствие демократии неизбежно ведет к пренебрежению интересами подвластного большинства в интересах господствующего меньшинства. И это противоречие в дальнейшем будут стремиться как-то снять, и если будет невозможно сделать это в рамках капитализма, развитие естественным образом будет постепенно выходить за эти рамки…

Капитализм – это такой общественный строй, у которого половинчатой можно назвать саму его основу.

Ушли те времена, когда какая-нибудь императрица могла стараться поэффективнее править страной только для того, чтобы получать побольше налогов и как можно пышнее устраивать свою собственную жизнь (то есть воспринимала всю страну, как свой большой кошелек). После появления демократии это уже невозможно. Демократия требует от правителя, как минимум, хоть как-то формально (или по-настоящему неформально) заботиться об интересах большинства населения и от этого требования в демократических странах никак не отвертеться, в худшем случае можно его только формализовать, но что-то для народа делать надо.

При этом капитализм содержит маленький господствующий класс и, тем самым, продолжает ряд общественных формаций, где всё развитие страны происходило под диктовку (диктатуру) господствующего класса. Но он же начинает развивать демократию, которая требует управления в интересах большинства.

Господствующий класс пытается либо не замечать требования демократии (когда их выгодно не замечать), либо использовать их исключительно себе на благо – так и бывает, когда кого-то выбирает народ, но при этом успешность предвыборной кампании сильно зависит от количества вложенных в нее денег, а в результате человек, не являющийся представителем буржуазии или ставленником буржуазии, не имеющий больших финансовых ресурсов, которые он мог бы вложить в свою предвыборную кампания, на практике имеет минимальные шансы победить… хотя они и есть.

В этом признании буржуазией демократии, но при этом использование ее себе, буржуазии, на благо (несмотря на малочисленность класса буржуа, из-за чего, по канонам демократии, правящим классом она быть никак не может) – квинтэссенция капитализма, его половинчатости и противоречивости[8].

Эта половинчатость капитализма показывает, что капитализм – это некий промежуточный общественный строй между формациями классовыми или, можно сказать, эксплуататорскими, где диктаторски господствовал некий малочисленный класс, и новым этапом развития, где развитие событий приведет к формированию общества, в котором если и будет господствующий класс, то сформируется такой господствующий класс, который одновременно будет большинством населения и он будет господствующим не на основе диктатуры, а на основе принципов демократии. Таково естественное логическое развитие общества – в данной ситуации оно напрашивается само собой. С момента возникновения демократии она стала развиваться и усиливать свое влияние в обществе. Общество стало воспринимать демократию, как нечто само собой разумеющееся и абсолютно естественное, абсолютно необходимое – когда не маленькая группа людей (аристократия или еще кто-то) диктует всем, как им (всем) жить, а сами люди хотят управлять своей жизнью. И стало только вопросом времени, когда общество сумеет найти переход от диктатуры мизерного меньшинства к возможности полноценного самоопределения большинства и когда в таком обществе демократия сможет получить полноценное развитие.

Когда дети взрослеют, они начинают жить самостоятельно и сами решают, что им делать, хотя эта самостоятельность сначала при недостатке опыта может создавать проблемы, но всё же при нормальном течении жизни повзрослевшие дети хотят сами решать, как им жить. Так и всё человечество, начиная от отмены рабовладения стало развиваться в направлении того, чтобы люди в массе могли бы жить так, чтобы по возможности больше в своей жизни решать самим. Таково всё развитие общественных формаций: рабовладение, феодализм, капитализм… Продолжением этого процесса может быть только следующий этап, когда люди в массе смогут в еще большей степени взять свою судьбу в свои руки и сами решать, как им жить.

Таким образом, мы видим, что капиталистическая система никак не сможет остаться с нами навечно, точно так же, как просуществовали некоторое время и ушли в прошлое первобытное общество, рабовладение, феодализм. Для кого-то и в наше время это совсем не открытие, а кто-то и сейчас считает если не идеальной, то всё же оптимальной капиталистическую систему. Но капитализм никогда не сможет избавиться от определенных проблем, которые исходят из существования экономики, основанной на частной собственности, которая при капитализме является базовой. И эти проблемы со временем неизбежно будут усугубляться, осложняя жизнь людей. Избавление от всех перечисленных (и не только их) проблем возможно при использовании другого способа производства… но тогда это будет уже не капитализм…

Несмотря на недостатки, вообще в целом капитализм есть не что-то упадочническое. Это новая ступень развития общества, более высокая, чем рабовладение и феодализм.

И по сравнению с предыдущими формациями, капитализм сделал угнетение господствующим классом низших классов значительно мягче.

Примером может служить развитие избирательного права. Мы сейчас говорим, что демократия в нашем обществе находится в слабо развитом состоянии. Но в каком же состоянии она находилась в прошлые века?

И до зарождения капитализма избирательное право уже как бы существовало… кое-где… чуть-чуть… Но со времен Древнего Рима и вплоть до XIX века существовало такое явление – имущественный ценз для ограничения тех, кому предоставлялось избирательное право. Буржуазная демократия – это такое явление, которое стремится предоставить все права буржуазии, но как можно сильнее ограничить в избирательном праве более бедные слои общества.

Показательным примером этого явления служит Франция. После Великой французской революции там появились избиратели. Но избирательным правом наделялись только люди, имеющие доход не меньше определённого законом, и таким образом избирателями стали только 16% взрослого населения. Но это еще не всё! Через несколько лет имущественный ценз был увеличен и избирателей стало всего 8%. А в 1817 г. имущественный ценз был установлен таким, что избирателей осталось только 0,3% от взрослого населения страны – только богатейшая элита.

Тем не менее, в наше время во Франции установлено всеобщее избирательное право. По сравнению с 1817 годом, гигантский скачок, не правда ли?

Такие попытки в течение первых столетий становления капитализма дать избирательное право самым богатым, но не допускать к нему бедных мы видим не везде. Но везде в начальном периоде становления демократии мы видим минимальное количество избирателей. Например, в Англии до 1832 года их было меньше 5%, в США на первых порах – примерно столько же.

Но со временем имущественные цензы везде отменялись (более бедные слои общества этого добивались с боем). Еще тяжелее шло установление избирательного права для негров и для женщин. Тем не менее, страны со временем приходили к всеобщему избирательному праву.

Развитие демократии в мире идет – это факт. И демократия будет развиваться дальше. Простые люди хотят сами управлять своей жизнью.

Но капитализм остается таким же классовым обществом, где есть мизерно малое господствующее меньшинство и огромное подавляющее большинство, которое так и остается эксплуатируемым. По канонам демократии большинство может само решать свою судьбу, да и судьбу меньшинств, но в капиталистическом обществе в рабочей сфере положение подавляющего большинства людей (собственно трудового народа) остается в виде наемных работников, которые могут только что-то делать, получая за сделанное зарплату, но имеют очень мало прав на что-то влиять.

Рабочий никак не может повлиять на действия владельца средств производства – частного собственника. Что как делать – в основе решает только он, собственник, предоставляя подчиненным наемным работникам решать что-то только в рамках, установленных им.

По большому счету, наемный рабочий практически бесправен, ни на что не влияет.

И это кардинально важное явление, которое утяжеляет если не все, то очень многие проблемы, которые возникают при капитализме. Что бы ни происходило, будь то фальсификация товаров или многое другое, простой народ может от этих проблем страдать и может работать на заводах, где подобная проблемная продукция производится, но лишен возможности как-либо на это влиять. И это то явление, при котором и очень многие другие частные проблемы практически не решаемы. Многие другие проблемы могут быть гораздо лучше видны, но на деле они вторичны по сравнению с этим. И, таким образом, если говорить о перспективах, расширение прав рабочего народа, получение возможности влиять на то, на что простой рабочий человек сейчас влиять абсолютно не может, является фактически флагманским направлением развития общества.

Современные законы кое в чём ограничивают самоуправство капиталиста. Но если капиталист захочет закрыть производство, он может увольнять рабочих тысячами и они бесправно должны будут подчиниться этому. 2020 год наглядно показал это, когда во время карантинов по COVID-19 в разных странах людей массово увольняли и уровень безработицы увеличился в разы, несмотря на то, что законы пытались противодействовать этому. Так, например, в США уровень безработицы на пике проведения карантинов вырос в 4 раза.

Результаты и последствия производства (загрязнение экологии, фальсификацию или низкое качество товаров) рабочий в полной мере ощущает на себе, они неизбежно сопутствуют ему в реальной жизни, и вынужден терпеть, но то, что приводит к таким результатам и последствиям, чисто диктаторски решает только владелец производства.

Капитализм со временем развивается и улучшается, но остается эксплуататорским обществом, как и предыдущие ОЭФ. Формально капитализм как бы уравнял господствующий и низший класс перед законом, формально капиталист и простой рабочий перед законам как бы уже равны, развитие общества от формации к формации идет по линии выравнивания прав людей перед законом. Но бесправность (не абсолютная, но в большой степени) подневольность, подчиненная роль низшего класса осталась. Подавляющее большинство населения – наемные работники – на деле продолжают иметь право выполнять распоряжения только в рамках своих узких обязанностей, но при этом терпеть последствия всей работы предприятий, будь то экологически загрязнение и что угодно другое, не имея права влиять на эти процессы.

Хотя их (наемных работников) – подавляющее большинство и по демократическим канонам пора им получить право на то, что касается их собственной жизни, ее условий.

Эта невозможность влиять на что-то, кроме области своего собственного труда, унаследована капитализмом от предыдущих формаций эксплуататорского общества. Зачатки народовластия уже существуют, но при нынешних условиях возможности их полноценного развития нет.

Ситуация, когда есть многочисленный народ (имеющий крайне ограниченные права) и малочисленный господствующий класс, подобна тому, как есть огромные стада овец и небольшая группа пастухов над ними. И пастухам всё равно, безразлично, какой баран встанет во главе, какую свою внутреннюю иерархию подчинения они выстраивают в стаде – это никак не затрагивает интересы пастухов. Иногда пастуху может не понравиться, если во главе стада окажется какой-нибудь сумасшедший баран-шизофреник, особенно если он попытается так или иначе мешать благополучию пастухов. Но в основном и почти всегда пастухам совершенно безразличны внутренние взаимоотношения овец между собой. Пастухи даже сознательно учатся более спокойному отношению к выборам среди овец. Пастухи понимают, что овцы лучше себя чувствуют, когда имеют какие-то элементы самоуправления или думают, что имеют. Но, независимо от того, какого барана овцы выбрали, как главного, всё по-настоящему важное – где овцам жить, когда, где и сколько пастись и т.д. и т.п. решают только пастухи без всяких выборов и демократии, и овцы живут так, как решат пастухи…

Так и в нашем мире. – ни от каких демократических решений не зависит, что наемный работник – это только наемный работник…

Далее развитие общества естественным образом пойдет в том же направлении. Люди, конечно, очень часто действуют, как в басне Крылова «Лебедь, рак и щука» – каждый хочет блага для себя и тянет в свою сторону. Но люди – это всё-таки люди, а не лебедь, рак и щука, и в их действиях в любом случае в самых общих чертах выявляется некая общая основа – чего, в какой-то мере, хотят все, и некоторые детали – чего хотят не все, но многие, что наиболее реалистично, достижимо. И так в течение последовательно сменяющихся формаций идет развитие общества. Предыдущие формации от рабовладения к феодализму и капитализму сменялись таким образом, что следующая формация давала простым людям больше свободы, бóльшую степень самоуправления. Естественным образом продолжится то же развитие и после капитализма – с желанием людей большей свободы, большего полноправия (или, как минимум, уменьшения бесправности), с желанием развития демократии. Ну и, разумеется, с необходимостью как-то устранить экологическую и другие проблемы.

Собственно говоря, некоторые шаги в этом направлении уже делаются. Но пока они малы, можно даже сказать, совсем малы, расширение этого явления – вопрос будущего, когда люди более массово увидят в нём необходимость. Об этом будет говориться дальше.

Какие-то из многоразличных проблем, развитых капитализмом, при дальнейшем его развитии могут быть если не полностью побеждены, то в какой-то мере и каким-то образом ослаблены… Например, государство может вынуждать капиталистов строже следить за выбросами отходов производства и меньше загрязнять атмосферу (может быть, где-то когда-то что-то из этого получится).

Но сама основа капиталистической экономики – это стремление частного собственника к максимальной прибыли для себя и игнорирование какого-либо побочного вреда для других, то есть вред для других может быть, то для собственника он не имеет значения. (А основа остается основой и она неустранима.) Конкуренция должна помогать улучшать качество экономики, но плохо справляется с этой задачей, а так же сам переразвитый и еще далее развивающийся дух конкуренции порочно влияет на общество провоцируя развитие такого явления, которое очень похоже на тихую (или не очень) войну всех против всех. Капитализм всячески рекламирует материальное преуспеяние, но на этом фоне моральное качество жизни, особенно в крупных городах, ухудшается. Развитие технологий усиливает порождаемые проблемы, связанные с фальсификациями и многим другим. И т.д. и т.п.

Или, как сказал бы Маркс, производительные силы уже настолько выросли (и далее растут), что чем дальше, тем больше становятся всё менее совместимыми с тем способом производства (СП), какой мы имеем при капитализме. Производительные силы развиваются, а способ производства и связанные с ним производственные отношения (в данный момент это отношения капиталиста и наемных работников с теми их особенностями, какие здесь описывались) остаются теми же, в итоге их несовместимость нарастает. И пока сохраняется тот же способ производства, это никак не изменить… а если что-то мешает людям жить, вносит в их жизнь противоречия и проблемы, рано или поздно люди находят возможность как-то эти проблемы устранить – в данном случае речь идет о нахождении нового СП, если старый чем дальше, тем больше создает проблемы.

Всё больше реалий нашего современного общества указывают на дальнейшие перспективы его (общества) развития. В течение предыдущих сословно-классовых формаций нормой было подавление и эксплуатация одних другими. Сейчас, при капитализме, это еще продолжается – мы живем тоже в классовом обществе, где есть господствующий и эксплуатируемый классы. Но в то же время, хотя это противоречит классовой основе капитализма, простые люди постепенно добиваются увеличения своих прав. Вместо подавления одних другими ширятся идеи равноправия, учтения интересов разных слоев населения – отказ от расовой дискриминации, от дискриминации женщин (в первую очередь предоставление права голосовать, которого женщины добивались очень долго), от дискриминации всевозможных меньшинств. И т.д. и т.д. Люди приходят к тому, что становится всё больше людей разных групп (рас, полов, религий…) с одинаковыми правами, которые претендуют на то, чтобы к ним относились так же, как к другим. В обществе постепенно уменьшается элемент подавления и увеличивается элемент равноправия. Без того, чтобы учитывать интересы окружающих, становится невозможно жить. В обществе на основе подавления интересы подавляемых можно учитывать минимально, а то и не учитывать совсем. Но в обществе, где устанавливается равенство пусть не всех, но многих, без того, чтобы учитывать интересы других равноправных, становится невозможно жить.

И «неожиданный сюрприз» точно в духе времени: в свете существующих проблем, принципиальное изменение устройства (структуры) экономики таким образом, чтобы производитель имел заинтересованность не только в личной выгоде в деньгах, но и чтобы он был точно так же заинтересован в поддержании и улучшении условий жизни (экологических и любых других) в целом хотя бы в том регионе, где он живет (это тоже его личная выгода, только бóльшего масштаба), – это становится жизненно важной необходимостью для всех.

В сущности, это просто такой этап развития, подобный тому, что неизбежно проходит в своем индивидуальном развитии каждый человек. Причем проходит уже в детском возрасте.

Сначала ребенок всё воспринимает только через призму своего «Я». И всё его сознание ограничено только его личными желаниями. Но через некоторое время он подрастает и понимает, что вокруг него есть такие же люди, которые тоже имеют свои личные желания, свои потребности, которые в некоторых случаях идут вразрез с его потребностями и противоречат им. И он понимает, что вынужден как-то к этому приспосабливаться, достигая и своих желаний (которые остаются у него в приоритете), но и учитывая интересы других людей, не мешая им. У разных людей это получается по-разному. Одни, зная интересы других, делают вид (или даже не делают вид), что учитывают их, но на самом деле, что называется, «идут по головам». Другие настраивают себя на более мирное сожительство с окружающими людьми и в большей или меньшей мере не лживо, а на самом деле учитывают интересы окружающих и стараются не портить им жизнь.

Хотя, повторяю, естественно, что в приоритете при этом у каждого человека остаются его личные интересы. Иначе не может быть.

Это, разумеется, совсем не та перспектива, о которой говорят некоторые коммунисты-радикалы, мечтающие о том, чтобы главным для людей стали общественные, коллективные интересы, а личные – на втором месте. Такого разворота «с ног на голову», разумеется, не будет и не может быть, т.к. это никому не нужно и потому невозможно. (За исключением каких-либо героев и подвижников, личные интересы у подавляющего большинства людей находятся в приоритете и это нормально.) Эти самые фанатики-радикалы чувствуют, каково направление развития общества, но воспринимают это радикально преувеличенно. Но да, все факты указывают на то, что направление развития и ими понимается правильно. Факты заставляют нас понять, что без учитывания и соблюдения интересов других людей уже не получится. Ситуация явно развивается в эту сторону. К такому развитию в сегодняшнем обществе нас толкает всё, начиная, например, от экологических проблем до развития демократии, которое тоже является закреплением в сознании людей понимания того, что они живут в обществе людей с разными интересами.

Это, не придуманное, не надуманное кем-то направление развития. Эти идеи витают в воздухе, становятся более или менее понятны всем и потому появляются размышления разных людей (с разной степенью правильности или искаженности понимания реальности), которые могут начинать думать о том, что в будущем надо вот так или что вот так будет хорошо… Но это не какая-то искусственная придумка какого-то нового общества. Это не то, что надо сделать вот так (и внедрить волевым решением)… Это в большей степени даже не сознательное, а интуитивное ощущение реального естественного развития событий, которое естественным образом самопроизвольно идет в определенном направлении, независимо от того, что там придумают философы или изобретатели своих доктрин. Это естественное развитие общества в процессе осознания того, что существует не только личный интерес, но и необходимость сотрудничества и согласования разных интересов разных людей.

В мире, построенном на подавлении одного другим, господин может не обращать внимание на интересы подавляемого (подавляемых). Но если мы хотим жить в мире, где люди не делятся на господ и рабов, а имеют равные права перед законом, то нужно учиться жить в мире равноправного сотрудничества.

Как было и при переходе от первобытного общества к рабовладению, потом к феодализму и капитализму, – это не такие реформы, о которых надо обязательно позаботиться сверху, а иначе их не будет. Забота сверху вполне может быть и она полезна, но она может только закрепить изменения, которые уже масштабно идут снизу. Как уже бывало и раньше – люди начинают чувствовать для кого-то невозможность, а для кого-то невыгодность того, чтобы жить по-старому, и начинают искать, как можно жить иначе. А в результате – соответственно ситуации само собой (без всяких реформ сверху) так получается, что люди постепенно нащупывают возможность дальнейшего развития, но это уже получается развитие, выходящее за рамки данного этапа (рабовладения, феодализма, капитализма). Люди не согласны десятками и сотнями тысяч лет неизменно жить в одних и тех же стаях, стадах и т.д., как это происходит у животных. В человеческом обществе никогда ничто не вечно. Всегда находятся люди, которые снизу, просто на местах своего жительства меняют свою жизнь, вовлекают в это других людей, и так постепенно всё более массовые изменения меняют глобально целые страны. И это неостановимый самопроизвольный процесс…

Хотим быть ближе к более равноправному, полноправному обществу? Это и получается сотрудничество. Потому что либо диктатура сильных над слабыми, либо сотрудничество равноправных.

Такое состояние общества наступает совсем не вдруг. У некоторых людей ощущение, что дальше так жить нельзя, или, как минимум, хотелось бы попробовать жить иначе, наступает гораздо раньше, чем у других. И период перехода от старых норм жизни к новым становится очень постепенным и растягивается надолго.

Человеческое общество тысячелетиями развивается самопроизвольно. Развитие идет одновременно с разных сторон. Например, в культурном отношении развитие проходит через свои стадии. А в экономическом плане развитие идет через ОЭФ. Одна формация длится веками и в это время радикальных экономических изменений может не происходить. Но между формациями происходит некий переход с одного уровня развития на другой. От одного общественного строя происходит другой, от него третий...

Естественный путь развития цивилизации таков, что чем дальше, тем больше людей спонтанно приходит к тому пути, который позволяет изменить жизнь так, как они хотят. Чего в данный момент больше всего хотят, в чём больше всего нуждаются, то и пытаются достичь.

Это нельзя в полном смысле назвать сознательным достижением какой-то общей (общественной) цели, каждый стремится к тому, чего сам хочет, но в целом, в сумме, это работает на достижение замены общества, которое имеет определенные недостатки, на общество, которое этими недостатками не обладает. (Так, например, как в конце периода феодализма создатели мануфактур не думали о решении каких-то проблем феодализма, но на деле начинали создавать новое общество, которое постепенно избавлялось от пережитков феодализма, несовершенства феодального общества.)

Развиваясь и переразвиваясь, капитализм в чём-то совершенствуется, а в чём-то достигает состояния перезревшего, начинающегося портиться плода.

Кто-то пытается думать, что капитализм утвердился на Земле теперь уже навечно, но если бы капитализм мог развиваться если даже не вечно, но сами накапливающиеся проблемы капитализма не позволят этому свершиться. Эта линия развития когда-то должна будет превратиться во в нечто другое, что продолжит экономическое развитие, но уже вне капиталистических шаблонов развития, которые и порождают пока развитие описанных проблем и не только их.

Разумеется, это процесс не быстрый. Не такой, как представляли коммунисты XX века, мечтавшие за несколько десятилетий достичь некоего рая на земле.

Даже такой не сложный процесс, как отказ от рабства и его последствий, например, в США растянулся довольно надолго. США еще в 1860-ых годах отказались от рабства и юридически оно перестало существовать. Но еще около ста лет, до середины ХХ века, отголоски рабства оставались в американском обществе, существовали всевозможные заведения только для белых и т.п., а полноценно расовая сегрегация там была запрещена только в 1964 г. Юридически какое-то изменение можно (и то не всегда) закрепить быстро, но сознание людей после этого меняется совсем не быстро.

Таково естественное саморазвитие общества. Это именно естественное спонтанное явление, происходящее даже независимо от желания каких-либо вождей-реформаторов. Хотя вожди своим правильным или неправильным пониманием событий могут этот переход замедлить и осложнить для людей, а могут упростить и ускорить[9]. Но, если кто-то этот процесс и пытается ускорить, то это, разумеется, изменение не наподобие переключения тумблера «вкл»-«выкл», а как нечто похожее на постепенную застройку города новыми зданиями просто в связи с приходом в негодность старых.

Собственно говоря, сам того не подозревая, капитализм, кроме традиционного индивидуализма и конкуренции, чем больше развивается, тем больше уже впускает в себя еще и новые идеи равенства полов рас и т.д. Масштабность производства привносит сотруднические идеи, создавая мега-корпорации, внутри которых требуется всё больше согласования действий внутри корпорации на основе сотрудничества, а не конкуренции. В этом же духе, как второстепенные приметы, показывающие направление развития, например, – коллективность жилья и такие же коллективные места работы (рост городов) и транспорта – десятки и сотни людей, собирающихся вместе и одновременно перевозимых на поездах, самолетах и т.п. Когда-то капитализм начинался с роста городов. Теперь еще бóльшая скученность жизни людей приносит новые последствия. Множество мелких кучек людей могут веками враждовать между собой, но миллионы людей в одном городе, даже независимо от того, хотят они этого или нет, вынуждены жить по другим правилам… Таковы приметы времени. Внутри радикально индивидуалистского капиталистического общества зреет росток общества сотруднического.

Надо сказать, что пока, при капитализме, никакие корпорации, как бы они ни были огромны и сколько бы человек на них не работало, являются, разумеется, не вполне коллективными, т.к. принадлежат либо одному человеку, либо небольшой группе людей – держателей больших пакетов акций.

Так совмещаются сейчас коллективное и индивидуальное…

И это совмещение приводит при капитализме к таким противоречиям или даже извращениям, как монополизм и антимонополизм. И совмещение огромности корпорации (проявление сотрудничества) с тем, что цель корпорации – это индивидуальный рост богатства ее владельца (индивидуализм), приводит к тому, что она, становясь монополистом в своей области деятельности, начинает безмерно вздувать цены на то, что производит. То есть эта корпорация естественным путем стала такой огромной, и быть такой огромной для нее – это хорошо, она может действовать максимально эффективно, будучи такой. Но владелец корпорации (независимо от того, один ли это человек или группа акционеров) действует при этом по-старому, с точки зрения его индивидуалистского корыстного интереса – объема денежной прибыли, которая попадет ему в карман. И если корпорацией владеет группа крупных акционеров, она ведет себя точно так же индивидуалистски, как один человек, ее цель та же: личная прибыль. В итоге попытка корпорации (точнее, ее владельца) вздувания цен производит на общество плохой эффект, людям становится от этого плохо (и это уже является извращением капиталистической доктрины, что свободный рынок и устанавливаемые им цены – это всегда хорошо, т.к. оптимально). И государство оказывается вынуждено вмешаться в эту ситуацию и применять к корпорации-монополисту антимонопольный закон, хотя теоретически капитализм против всякого вмешательства государства в частный бизнес. Такова противоречивость нашего времени, когда две системы (индивидуалистская и сотрудническая) пытаются сосуществовать.

В итоге при том развитии капитализма, какое мы имеем сейчас, огромные корпорации оказываются практически монополистами и почти вне конкуренции, из-за чего вынуждены соглашаться на применение к ним государством антимонопольного законодательства. Опять же – примета времени. (Так же как примета и еще одна грань половинчатости капитализма: естественный рост корпораций приводит к тому, что они становятся всё больше, но тогда к ним начинают применять антимонопольные законы и пресекать дальнейший рост корпораций.)

Основы общества индивидуализм/конкуренция и сотрудничество/коллективность смешиваются, но пока еще на базе капитализма, который не допускает доминирования основ, противоречащих ему.

Про зарождение новой формации можно сказать по-разному.

Главное – надо понимать, что для объективного представления этого явления нет смысла пытаться просто произвольно фантазировать, придумывать какое-то новое идеальное общество и потом говорить, что дальше все должно быть вот так… потому что я так думаю… После распада СССР появилось множество таких проектов-представлений, как сделать лучше, но это бесперспективное направление мысли, если только чьи-то фантазии не совпадут случайно с реальным закономерным ходом событий.

Развитие общества – это определенный единый процесс, который идет по определенной логике и будет идти по тем же рельсам той же логики дальше. По таким рельсам развитие от первобытного общества дошло до капитализма, и дальше, после капитализма, опять будет что-то новое, в соответствии со своей логикой развития. Рельсы развития у разных стран, разумеется, могут быть не одни и те же, а несколько разные, как, например, довольно сильно отличались пути развития Европы и Азии. Но, несмотря на разницу, все пути идут параллельно, в одну сторону и, например, в наше время Азия пришла к капитализму, как и Европа. Хотя… не все страны и народы мира еще дошли до капитализма, возможно, будущее покажет, что можно идти и такими путями, на которых не только рабовладение и феодализм, но и капитализм будут развиты неполноценно и фактически какие-то народы медленно-медленно, минуя вышеназванные формации, перейдут в некое посткапиталистическое общество. Но это – пока еще только допущение о неизвестном, что может быть так… а может и не быть так.

Так или иначе, пока, в частности, на пути развития Европы с ее рабовладением, феодализмом и капитализмом понятно в целом направление и схема развития всего общества. С чего эта работа – «Эволюция общественных формаций» – начата, к тому мы сейчас опять и приходим – к констатации общей схемы развития формаций с постоянной сменой противоборствующих классов. Кому не нравится, может даже заменить слово «классы» на «сословия», но общий смысл схемы от этого не изменится.

1. Первобытно-общинный строй. Классов пока еще нет. Люди живут сначала в том же обществе, в каком примерно так же живут и животные – семьями и более крупными образованиями, которые у животных называются стаями и стадами, а у людей племенами. С этого начинается, но у людей уже достаточно развитое сознание толкает их к изменениям уклада жизни, он постепенно меняется. Начинают появляться более богатые и более бедные люди, бесклассовое общество разлагается в сословно-классовое.

2. Рабовладение. Появляются два антагонистических сословия или класса – рабовладельцы и рабы.

3. Феодализм. Предыдущие два сословия (или класса) исчезают и появляются новые – феодалы и феодально-зависимые крестьяне.

4. Капитализм. Опять же – предыдущие два класса исчезают и появляются новые – буржуазия и наемные рабочие.

5. Следующий общественный строй, следующая формация – какой она будет? А она точно и неизбежно будет. Если первобытный строй, рабовладение и феодализм ушли в прошлое, то и капитализм уйдет просто потому, что люди и в течение капитализма непрестанно стараются улучшать свою жизнь, и хотят улучшать её и дальше. И пока они не вносят в свой экономический уклад никаких принципиальных изменений, они могут развиваться в рамках той же формации, но ресурс развития любой формации не безграничен. Она может развиваться только в своих рамках, то есть она может называться той же формацией до тех пор, пока она развивается в своих рамках: у рабовладения это существование рабов и рабовладельцев, у феодализма – существование феодалов и зависимых от них крестьян, у капитализма – существование буржуазии (частных собственников средств производства) и наемных рабочих. Когда появляются люди, которые придумывают и считают более выгодным использовать не рабов, а зависимых крестьян или не крепостных, а наемных работников – таким образом они изобретают новый способ производства, а вместе с ним и новые отношения между работодателями и работниками, и это уже зарождение новой формации. Сначала тех, кто стал использовать новый способ производства всегда мало. Но если он оказывается достаточно эффективен, то постепенно и если не всё, то большая часть общества переходит на него.

Так уже бывало в истории. Только точно так же может быть и с капитализмом. Он неизбежно накапливает в себе определенные проблемы и противоречия, которые не могут быть разрешены в рамках капитализма, потому что они сами происходят из капиталистической системы, в частности, с ее специфическими функциями и взаимоотношениями капиталистов и рабочих, со стремлением капиталиста только к прибыли, игнорируя побочные следствия своей деятельности.

Вместо того, чтобы, скажем заботиться не только о своей прибыли, но еще и об окружающей среде, современный капиталист и ее загрязнение обернет себе на пользу: начнет продавать чистый воздух в баллонах и делать из этого прибыль.

И в итоге с теми же экологическими проблемами власти всех стран мира пытаются бороться, но загрязнение окружающей среды продолжает усиливаться, двигаясь к тому, что, как в фантастических антиутопических книгах и фильмах, в перспективе мы вполне можем дойти до такого мира, где нужно будет постоянно покупать еще и воздух, и жизнь человека будет зависеть от того, сможет он купить себе воздух на завтра или нет. Для богатых это будет просто, для бедных намного сложнее. Дойдет ли до этого, на самом деле неизвестно (может быть, процесс всё же удастся как-то остановить), но возможность такой перспективы сейчас очень явно прорисовывается. Система, основанная на стремлении капиталистов к максимальным прибылям, соединенная с современными технологиями и огромными объемами производства, оказывается всё более порочной и масштабно вредящей самому человечеству. Пока мы еще можем это терпеть, но терпение и пределы выносливости человечества заканчиваются, а загрязнение нашей среды обитания усиливается.

При этом наемные рабочие на капиталистических (частнособственнических) предприятиях никак не могут на это повлиять. Наемный работник не может влиять ни на что, кроме выполнения своих обязанностей.

Это создает проблемы. В частности, и в том же процессе загрязнения окружающей среды рабочие, живущие в окрестностях завода, если бы они имели доступ к управлению производством, может быть, и решили бы даже поменьше зарабатывать какое-то время, но за то потратиться на очистные сооружения, чтобы потом дышать более чистым воздухом. Но они не имеют доступа к управлению. Всё решает только владелец завода.

Эту производственную диктатуру капиталистов люди пока терпят. Пока еще сами люди (многие) не очень-то хотят вмешиваться в управление чем-то, а предпочитают работать на своих местах, выполнять свои обязанности, а в более широком масштабе пусть за них думают начальники… хотя они же этими начальниками и возмущаются, но предпочитают, чтобы думали и что-то масштабно решали именно только они. Людские (рабочие) массы пока еще сами не готовы многое решать – на производстве пока так. Хотя в общественно-политическом устройстве общества людям уже понравилась хотя бы та частичная демократия, которая существует сейчас. Понравилось иметь хоть какой-то частичный доступ к управлению своими условиями жизни. Людям показали демократию (хотя бы какую-то отрывочную и половинчатую), она распространилась уже почти по всему миру и теперь человечество с пути усиления демократии уже не сойдет. Это медленный процесс, но он развивается.

Люди (пока далеко не все) начинают понимать, что те условия жизни, которые им нужны, могут создать только они сами, если сами будут хотя бы как угодно медленно и постепенно, но все же включаться в механизмы, которые позволяют им что-то решать самим. Начинает быть видной перспектива, что когда-то сами рабочие коллективы захотят иметь хотя бы какой-то частичный (для начала) доступ к управлению производством и самим формировать те условия жизни, которые им нужны.

Вот та перспектива, которая логически и в соответствии с реальными фактами нашей жизни вытекает из современного положения дел.

Демократия уже зародилась и начинает развиваться. Люди хотят постепенно брать свою судьбу в свои руки и, насколько возможно, сами решать, как им жить. Но в области производственных отношений – диктатуру частного собственника над всеми наемными работниками при капитализме ни отменить, ни сколько-нибудь существенно изменить нельзя – частный собственник это просто владелец фирмы и он естественно имеет полное право быть диктатором на своем производстве, и никуда от этой диктатуры не деться, за исключением некоторого очень частичного ее смягчения законами страны (запрет детского труда, ограничение рабочего дня, обеспечение техники безопасности и т.п.). Значит, следующая ступень развития – это некое еще более демократическое общество с принципиально другой формой производственных отношений, не допускающих диктатуры одного человека над всем рабочим коллективом. К этому подводит логика развития общества. Производственные отношения (рабы и рабовладельцы и так далее…) уже менялись неоднократно и должны будут смениться опять, время этого требует.

В плане отсутствия демократии, сфера наемного труда – самая отсталая сфера нашей жизни. И вместе с пониманием невозможности это изменить в условиях наемного труда, возникнет понятная перспектива когда-то неизбежного изобретения другого способа производства, где взаимодействие начальства с подчиненными (рабочим коллективом) принципиально другие, чем у частного собственника с наемными рабочими. Где начальство остается начальством, но не может людям жестко диктовать то, что только ему (начальству) надо, но вредно для рабочих. Где рабочие, то есть вообще все работники, имеют принципиально другие (чем сейчас) полномочия, чтобы защищаться от таких решений начальства, которые рабочих категорически не устраивают. То есть где рабочие имеют больше (чем сейчас) прав, а начальство – меньше (чем сейчас). Где рабочий коллектив может для начала, как минимум, успешно блокировать решения начальства, с которыми этот рабочий коллектив категорически не может согласиться.

Кстати, этот процесс ослабления прав «верхов» и усиления прав «низов» хорошо виден в переходах к последним двум формациям – он уже идет.

Когда произошел переход от рабовладения к феодализму, феодально-зависимые крестьяне были не так бесправны, как рабы, а как раз уже получили некоторые права. Ну, а со сменой феодализма на капитализм рабочие и капиталисты формально стали вообще равны в правах перед законом. Теперь остается замена диктатуры капиталистов в рабочей сфере на некую более демократичную структуру для дальнейшего развития равноправия – длящийся уже веками процесс усиления прав «низов» будет продолжаться.

Таково логическое обоснование дальнейшего развития общества. И логическое обоснование того, к чему всё идёт и в какие конкретные преобразования может вылиться.

Маркс в целом довольно правильно понимал явление развития ОЭФ и не просто правильно, а он и ввел в употребление, термины способ производства и ОЭФ, хотя и примешал к этому процессу несколько ошибок, в частности, необходимость переворота, революции.

Смена общественной формации – это явление, которое отличается от политического переворота или другого политического изменения внутри какой-то страны и внутри одной формации.

Переворот, как и любая смена власти – это смена правителя. Лицо власти меняется. Новый правитель может сказать: «Верьте мне, я сделаю вашу жизнь лучше». Но на самом деле смена власти – это лотерея. При новой власти всё может пойти как лучше, так и хуже, бывает и так, и так. К таким переменам относятся, например, все дворцовые перевороты, национально-освободительные революции и т.д. и т.п.

Смена формации – принципиально иное явление. Оно растет медленно, постепенно и только снизу, на местах. Сначала, разумеется, не правитель какой-то страны объявил, что вот теперь у нас начинается рабовладение, и стало так. В самом начале кто-то попадал в рабство за долги, где-то совсем еще дикие племена нападали на другие племена, и если появлялись пленные, они могли стать рабами. Сначала рабов было очень мало, со временем их количество росло и с какого-то времени это уже можно назвать настоящим рабовладением. Точно так же постепенно и на местах складывались феодализм и капитализм. Это и называется появлением нового способа производства. В рабовладении – это производство с помощью рабов, в феодализме – с помощью феодально-зависимых крестьян, в капитализме – с помощью наемных работников. Новый способ производства зарождается и растет постепенно и в течение довольно немалого времени еще во время предыдущей, заканчивающейся формации. И только когда использование нового способа производства становится относительно массовым, потомки, суммарно глядя на ситуацию, могут об этом сказать, что это уже началась новая формация. Только так же может быть и с появлением нового способа производства с новыми производственными отношениями между работниками и руководителями и с переходом в новую формацию.

Кто-то говорит о революционном пути перехода из формации в формацию, но это просто путаница обычного переворота (внутри формации и без ее смены) и процесса смены формации. Маркс обратил внимание, что в его время страны переходили от феодальной к капиталистической формации через революцию. Но это ошибочный взгляд, и его ошибочность доказывает сам Маркс. Сам Маркс имел двойственное понимание этого факта: он же сам писал, что основа новой формации – это зарождение и постепенное развитие нового способа производства, без этого формация не меняется и в истории всегда было так, но применительно к замене капитализма на социализм он предложил революцию и так до конца жизни и не разобрался в этой путанице.

А следствием этого предложения стало, в частности, то, что в наше время люди боятся и чуть ли не приходят в ужас от одного упоминания смены формы собственности, которая, по Марксу, должна теперь произойти после революции и в порядке экспроприации экспроприаторов. И, порой, даже люди совсем не консервативные, которые могли бы быть оплотом строительства будущего общества, не приемля революционный путь, начинают думать, что уж лучше вечное продолжение капиталистического строя, чем так, как по Марксу… И становятся сторонниками капиталистического строя, надеясь, что он закрепится на Земле теперь уже навсегда, хотя такого в принципе никак не может быть.

Соратник Маркса Ф. Энгельс только в самом конце жизни понял, что это увлечение идеей перехода в новую формацию революционным путем произошло, в первую очередь, под впечатлением успешной французской революции. Ну и еще Марксу просто хотелось найти способ быстрейшего перехода к социализму, и показалось, что через революцию, наверное, будет быстрее всего…

На самом деле, суть происходившего такова, что, хотя страны того времени действительно переходили от феодализма к капитализму через революцию, но сами эти революции никак не были сменой формации, а только в какой-то мере способствовали юридическому закреплению ее. Ни одна страна не переходит к новой формации без постепенного роста использования нового способа производства на местах, а если потом (только потом!) происходит революция, то она при этом уже только меняет власть и законы, чтобы приспособить их к уже растущему новому способу производства – это всё, что может сделать революция применительно к возникновению новой формации.

Капиталисты, жившие при Марксе и в последние века до него, устраивали революции, которые Маркс называл буржуазными, даже не столько потому, что спешили законодательно закрепить росший новый способ производства (а быстрейший способ закрепления нашли в виде революции), а в первую очередь потому, что хотели отстранить от власти монархов с аристократией и отдать власть себе и своим ставленникам, а без революций это было сделать практически невозможно. Но, например, никаких феодальных или рабовладельческих революций не было. Даже для закрепления новой формации.

Заметим такой процесс, проявленный в процессе перехода от рабовладельческой формации к феодализму и далее к капитализму.

Когда еще шел рабовладельческий период, но при этом кое-кто (первые феодалы) уже догадался посадить на свою землю крестьян, и крестьяне, не будучи его рабами и обладая уже определенной свободой, будут работать, платя за то, что пользуются его землей – это было не порабощение, а использование полусвободных людей. Такие крестьяне работали отчасти на феодала, но отчасти на самих себя и поэтому были стимулированы к тому, чтобы работать как можно лучше, чтобы вырастить как можно бóльший урожай. Очень упрощенно, если крестьянин, допустим, половину урожая отдавал феодалу, а половину оставлял себе, то половина (себе) от хорошего урожая больше, чем половина от плохого урожая, поэтому был стимул постараться и ради своего же благополучия получить хороший урожай.

Вместо полностью несвободных рабов можно взять частично свободных крестьян, и они будут лучше стимулированы к лучшей работе.

Началось развитие осознания, что более свободный человек может быть лучше стимулирован к качественной работе.

И через некоторое время был сделан новый шаг на этом пути – полное освобождение низшего класса и замена феодально-зависимых крестьян (феодализм) на свободных рабочих (капитализм). В развитии общества рука об руку идут развитие стимулирования людей и развитие свободы.

Эта идея взаимосвязи свободы и стимулирования очень хорошо и предельно коротко выражена в одной фразе блогера Александра Фирсова: «при смене экономической формации происходят такие изменения, которые увеличивают заинтересованность низшего класса в увеличении производительности труда. При этом высший класс оказывается перед фактом необходимости экономического мотивирования работников и теряет часть своих прав по отношению к низшему классу». Стимулирование и свобода (= количество прав, которые имеет низший класс) имеют прямую зависимость между собой.

Отказ от закрепощения, усиление свободы низших классов – это степень равенства перед законом. Вот она, эта степень, и усиливается. Рабовладение делило людей на свободных и имевших все права (рабовладельцев) и абсолютно несвободных и абсолютно бесправных (рабов). При феодализме класса, имевшего «все права», уже не было, а низший класс, крестьяне, уже не были такими бесправными, как рабы. Наконец, капитализм сделал всех людей как бы даже и равными перед законом и имеющими одинаковые права, независимо от того, миллионер ты или рабочий. (Но при этом права наемных работников на производстве остаются крайне ограничены.)

Логика событий показывает, что на следующем этапе предстоит движение в ту же сторону, исходящее из, в частности, осознания недемократичности и антидемократичности капиталистического производства. Усиление демократичности общества, осознания необходимости более полноценной реализации простым рабочим народом своих прав. Реализация возможности рабочего народа в большей степени не выполнять распоряжения высшего класса, а взять свою жизнь в свои руки.

Формально все уже как бы равны перед законом, но на деле, как говорится в романе Оруэлла «1984», «некоторые равнее», кто-то управляет, а кто-то бесправен... И пока люди будут это терпеть – всё будет оставаться так же. Ситуация изменится тогда, когда кто-то начнет понимать, что хватит надеяться на начальника (он же капиталист), а нужно как-то брать свои права в свои руки.

Кстати, так мы видим некоторую роль сознания и в развитии ОЭФ. Маркс высказывался в таком духе: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она даёт достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого́ старого общества» – Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13.) Каковы критерии полного развития производительных сил, например, при капитализме, не пояснил. А, например, рабовладение в разных странах принимало сильно отличающиеся формы и к концу своего существования тоже не приходило к каким-либо единым критериям «полного развития». И где скрывались эти критерии, если всё разное?

В то же время формулировка Маркса в принципе правильна, но одностороння, не полна. Он описал часть схемы без чётких критериев. Но будучи сторонником идеи, что бытийные условия – это всё, а сознание, воля человека – ничто, он и не мог сказать иначе.

На деле же четкий критерий окончания развития одной и перехода к другой формации содержится в человеческом сознании. И этот критерий – осознание людьми выгодности того или другого. Причем понятие выгодности здесь надо понимать не только в денежном, а в широком смысле. Если, допустим, у человека начинаются проблемы с дыханием и он знает, что это оттого, что он живет рядом с заводом, который активно загрязняет атмосферу, и при этом если всё останется по-старому, то дальше лучше точно не будет, он понимает, что это ему уже не выгодно, и начинает думать, как это изменить. Пока сознание людей видит выгодность или, скажем, приемлемость в продолжении того же уклада жизни, формация продолжает существовать. Когда люди (сначала единицы, потом всё больше) осознают невыгодность продолжения жизни по-старому, они начинают искать выход в переходе к чему-то новому и находят его в переходе к новой формации с новым способом производства и новыми отношениями между работодателем и исполнителями. Дело не в техническом прогрессе, не в том, что, как в другом месте аллегорически выражается Маркс, что один тип мельницы дает нам общество с сюзеренами (феодализм), а изобретение другого типа мельницы дает капитализм. Точнее, это (технический прогресс) тоже несомненно влияет на ситуацию, как один из компонентов развития. Но мы, например, видим, что в Древнем Риме период рабовладения исчерпал себя и закончился в V веке н.э. при одном уровне технического развития, а рабовладение в США и более южных странах Нового Света существовало вплоть до XIX века при совершенно другом уровне технического развития.

Возникновение и усугубление материальных проблем, разумеется, помогает сознанию понять дальнейшую невыгодность жить по-старому. Так и ближе к концу нынешней формации, когда под грузом проблем люди будут постепенно осознавать невыгодность жить по-старому, будет постепенно приходить осознание выгодности и необходимости перехода к чему-то новому. (Так было, когда вместо рабовладения стали устанавливать феодальные порядки, так было, когда вместо феодализма стали создавать мануфактуры.) Но разные люди живут в разных условиях и у них разные характеры, разная чувствительность к существующим неудобствам. Человек чувствует неудобства своей жизни и решает, достаточно ли тяжелы эти неудобства, чтобы начать экспериментировать и сделать что-то принципиально по-новому, или нет. Так решение зависит от двух факторов – объективные бытийные неудобства, которые приходится терпеть, и особенности сознания, которое так или иначе может осмысливать то, что приходится терпеть.

Собственно говоря, теоретически проблема того, как простым рабочим людям (рабочим коллективам) взять производство в свои руки, то есть получить право влиять на него, уже давно решена (а в какой-то мере начинает решаться и практически). Если люди хотят полноправия на своих рабочих местах, возможности влиять на производство того, что они сами же и производят, то решение проблемы совсем не в каких-то указах сверху, а в организации самими людьми, желающими полноправия, предприятий другого типа – коллективных, в которых каждый работник имеет право голоса. Те, кто хотят денег, кто считает, что ему категорически недостаточно того, что он имеет, создают частные фирмы. Хотите полноправия? Создавайте коллективные предприятия, в которых оно будет реализовано. Это организация таких фирм, где не все будут равны и не все будут одинаково делать все. Структура управления там неизбежно должна быть почти такая же, как всегда бывала – должны быть директора со всеми необходимыми полномочиями директоров, иерархия меньших управленческих должностей, но при этом – без диктатуры начальника, а с возможностью всего рабочего коллектива влиять на процесс производства и, допустим, не выпускать чего-то недостаточно качественного, если все (или большинство) против, или пойти на расходы и сделать производство (и окружающий воздух) более чистым – чисто с точки зрения объема прибыли это не выгодно, но самим же рабочим, живущим в недалекой округе у завода, необходимо.

Это не что-то такое, что в СССР называли коммунизмом, не абсолютное равенство всех во всём и, разумеется, не равенство зарплат (организация подобных предприятий вообще не должна иметь таких целей, т.к. иначе это всё испортит[10])[11], но усиление полноправия людей. Не материальное равенство, а приближение к равно полноправному владению и управлению своей жизнью. Чтобы люди стали ближе к тому, чтобы быть хозяевами своей жизни. Не полагаясь на то, что кто-то другой, когда надо, их обережет и спасет, но и, кстати, с ответственностью за собственные поступки. Кто хочет быть свободен, цена этого – ответственность за свои действия. (И ответственность, разумеется, не коллективная, а чисто индивидуальная. Кто, что и как делает, тот за то и отвечает.) Когда людям захочется самим делать то, что они хотят, управляя тем, что влияет на их жизнь, и нести за это ответственность – это изменит их жизнь так, как они хотят.

И только это спасет положение дел и вытащит человечество из тех проблем, которые только усугубляют капитализм с его (по сути) тоталитарной диктатурой капиталистов, которую подавляющее большинство людей вынуждены терпеть и не рыпаться.

Разумеется, это не быстрый процесс. Судя по всему, сначала у людей будет желание исчерпать те возможности улучшений, которые есть и при капитализме (с помощью того, когда власть пытается своими законами контролировать капиталистов). Кто-то может создавать подобные коллективные предприятия и уже сейчас (например, нечто вроде кооперативов[12]), и это хорошо и полезно, так и надо, но многие, вероятно, пока этого делать не захотят и будут ждать… Скорее всего, сначала возможности исправлений ситуации, которые существуют и при капитализме, должны быть исчерпаны и тогда всё большему числу людей будет становиться ясно, что всё, хватит, больше ждать нечего, надо что-то менять…

Надо сказать, что даже если к власти придут коммунисты или социал-демократы, в ближайшее время (несколько десятилетий) пытаться для ускорения развития создавать такие предприятия сверху, вероятно, никто не будет. Создать такое предприятие сверху и просто отдать его рабочему коллективу – это означает вовлечь в дело людей, которые сами этого не хотели (или недостаточно хотели, сами ничего не создавали), недостаточно инициативны, не имеют опыта в управлении… и не только это, а значит, высок риск провала такого эксперимента (банкротства). Максимально эффективна организация таких предприятий самими людьми на местах – теми, кто сами этого хотят, кому это нужно, так же как сейчас организуются частные фирмы.

И в любом случае, куда приводит логика развития ОЭФ после капитализма, становится понятно.

Эта статья – один из первых шагов, можно сказать, первое приближение к исследованию и описанию темы.

Это исследование, со временем, вероятно, будет развиваться, а текст статьи редактироваться. Многое можно добавить, развить, детализовать.

И не забываем, что эта статья имеет продолжение «Общество на основе сотрудничества», содержащее практические выводы из описанного здесь теоретического осмысления всей нашей истории и положения дел на сегодняшний момент.

Примечания

[1] Время от времени возникали восточные тирании, но это другое явление – это не общественная формация, а стиль правления конкретного правителя.

[2] При этом происходил постепенный процесс, про который хорошо пишет Б. Кагарлицкий, конкретно на примере Франции и Великой французской революции: «На протяжении двух столетий аристократия постепенно утрачивала экономическое влияние, а буржуазия приобретала. Монархия пыталась решать проблему за счет продажи титулов, привлечения в ряды дворянства выходцев из рядов буржуа […]. Но в конечном счете политическая система перестала справляться с накапливаемыми переменами, а буржуазия уже не удовлетворялась подачками со стороны монархии, ей нужно было менять всю систему институтов. Все кончилось революцией».

[3] Причем не исключено и то, что эта фраза имеет достаточно древнее происхождение. Достоверно она известна только с XIX века, но Генрих Гейне, упоминая ее, пишет, что впервые она была произнесена еще Филиппом Македонским, отцом Александра Македонского.

[4] Так же Энгельс про английских рабочих: «…фабричные рабочие. Их рабочий день, установленный Парламентским Актом в относительно умеренных пределах, восстанавливал их физическое состояние и обеспечивал им нравственное превосходство, усиленное их сосредоточением в пространстве. Они живут бесспорно лучше, чем до 1848 г. Лучшее тому доказательство – то, что из 10 забастовок 9 провоцируются самими фабрикантами в их собственных интересах, если есть причина обеспечить производство в меньших масштабах».

[5] В идеальном варианте это может быть так. Не исключено, что так будет. Но… зачем производителям выпускать гораздо больше товаров, если это создает перенасыщенность и опускает цены? Как альтернатива, можно производить и продавать меньше, не понижая цен (точно так же, как в наше время нефтедобывающие страны время от времени целенаправленно снижают объемы добычи нефти, чтобы повысить цены). Тогда перенасыщенности рынков сбыта не будет никогда. Могут попытаться сделать и так...

[6] Другими словами, при нынешнем уровне развития производительных сил и пока остаются такие же производственные отношения, капиталистическая экономика, основанная на частной собственности, где цель капиталиста – только собственная прибыль, с одной стороны, на практике оказывается высоко эффективной в том плане, какие прибыли она позволяет получать капиталистам. Но, с другой стороны, со временем она становится всё более неэффективной и убыточной в том отношении, что стремящийся только к собственной прибыли производитель создает, в частности, такое загрязнение окружающей среды, с которым потом нужно будет бороться и ликвидировать его последствия, и это тоже потребует каких-то денег, но только на это будут тратиться уже не деньги этих частных собственников, а деньги государства, полученные, в частности и, может быть, в основном, от граждан-налогоплательщиков.

Таким образом, мы видим, что капиталистическая частнособственническая система в целом является не такой эффективной, какой кажется, т.к. производит всё возрастающий скрытый вред, который сейчас никем не учитывается в денежном эквиваленте, но потом этот вред придется ликвидировать и это потребует затрат, то есть, по сути, выльется в неучтенные ранее убытки.

[7] В сущности, это могло бы быть даже отдельной темой в числе последствий капитализма. Индивидуализм порождает такое явление, что за такими людьми нужен, как говорится глаз да глаз – каждый в любой момент может сделать что-то не то. Реально «что-то не то» (противозаконное) делает далеко не каждый, но каждый может… и из этого происходит необходимость тотального контроля за таким населением. Причем те, кто устраивает, скажем, слежку за теми, кто потенциально могут что-то нарушить, могут и дальше, просто потому, что они это могут и потому, что им это выгодно, устраивать ту же слежку, но уже противозаконную, как, например, скандальная слежка АНБ США за Ангелой Меркель, вскрывшаяся в 2013 году. Следить «за кем надо» старались уже и в прошлые века, это совсем не новое явление, но современные технологии поднимают возможности массовой слежки и контроля на новый уровень.

[8] И еще одним проявлением половинчатости капитализма, по всей вероятности, если ход событий будет двигаться по той же логике, что и сейчас, будет характер дальнейшей монополизации частных производительных сил и капиталов.

Маркс заметил такое явление, что частные компании всё больше централизуются. Со временем все богатства сосредотачиваются во всё меньшем количестве рук. Крупные компании глобализуются и становятся всё крупнее, но их количество всё меньше, т.к. многие фирмы поменьше не выдерживают конкуренции, становятся банкротами и поглощаются крупными компаниями, отчего те становятся еще крупнее. Доля мелкого и среднего бизнеса во всём мире уменьшается. Крупные же компании становятся всё ближе к монополизму. И это происходит в точности по Марксу.

Но…

Во времена Маркса антимонопольных законов еще не было, а вот уже в конце XIX века они появились и с тех пор всё чаще (хотя и до сих пор еще не часто) применяются.

Таким образом, мы видим две тенденции. С одной стороны – вытеснение из бизнеса средних и мелких компаний, сосредоточение у крупных компаний или, как выражался Маркс, во всё меньшем количестве рук всё больших капиталов и захват всё большей части рынков сбыта этими самыми крупными компаниями, стремление крупнейших компаний к монополизации – это очевидный процесс.

С другой стороны (что мало видел и не осознал Маркс) – появление демократии обязывает власти заботиться о большинстве и подавляющем большинстве населения стран, а подавляющее большинство – это простой народ. И власти вынуждены балансировать между соблюдением интересов господствующего класса (буржуа) и тем, чтобы, как минимум, не слишком ущемлялись интересы простого народа. Крупные компании, пытаясь стать монополистами, пытаются вздувать цены – им так выгодно, у монополиста всё равно купят, больше не у кого, и это вредит простому народу. А власти вынуждены останавливать этот процесс, не давать компаниям становиться монополистами. И в этом явлении уже сейчас видна нарастающая двойственность, возникшая на этот раз уже в производственную сферу капитализма.

Таким образом, по всей вероятности, чем дальше, тем ближе это явление будет подходить к тому, что мелкий и средний бизнес сначала в развитых капстранах, а потом и во всём капиталистическом мире будет вытеснен почти полностью, все богатства сосредоточатся только в не очень большом количестве крупных компаний. Но, если дальше ситуация будет развиваться в таком же половинчатом виде, монополистами им стать не дадут и в конце концов всё придет к тому, что эти компании будут продолжать существовать, что-то делать и получать за это прибыль, но возможности их дальнейшего роста будут заблокированы и в этом смысле им останется только топтаться на одном месте, для них в этом отношении возникнет тупиковая ситуация.

[9] Можно, конечно, этот процесс форсировать, если где-то появляется вождь, который считает, что способен на это… Если есть самопроизвольный механизм и самостоятельный процесс перехода от формации, вожди, разумеется, всё равно будут в него вмешиваться, но человечество должно учиться понимать особенности (характеристики) естественного перехода и не ухудшать его, не затруднять этот переход для людей.

[10] Подавляющее большинство людей хотят получать, как при капитализме: кто больше и лучше работает, тот больше зарабатывает, и чтобы общество становилось лучше, этот принцип должен сохраняться и совершенствоваться. Это нормальное материальное стимулирование и пока люди хорошо работать без него не могут. Допустим, когда-то люди смогут хорошо работать и без него, но когда (или если) это будет возможно, то к тому времени людям самим будет, как нечто само собой разумеющееся, понятно, что в грубом современном материальном стимулировании они уже не нуждаются, а пока эту перспективу можно только отнести к некоему неопределенно далекому будущему, даже не к следующей после капитализма формации, а еще дальше.

[11] Это совсем не то, к чему стремился Ленин, но, кстати, это не сильно отличается от той желательной формы собственности, о которой говорил Маркс. Главная идея Маркса заключалась именно в том, чтобы заменить частную собственность на коллективное управление, а потом на полноценную коллективную собственность (за исключением того, что он тогда хотел это сделать через революцию и планировал создать на первое время – неизвестно какой длительности – некий симбиоз государственной собственности и кооперативного управления).

[12] Что сейчас уже и делается – всевозможные организации кооперативного типа уже создаются во многих странах. По сравнению с частными фирмами, их не много, но они есть даже в такой твердыне капитализма, как США. Такие организации, и в том числе производственные кооперативы, совсем не являются чем-то совершенно новым и не опробованным, некоторые из них существуют уже многие десятки лет. Подробнее об этом см. например, статью «Кооперативы во многих странах продолжают расти и развиваться».

Тем, кто увидит эту статью на каких-либо других сайтах, кроме сайта автора – хочу сказать, что ее копирование на другие сайты допускается и приветствуется. Информация и должна распространяться. Но могу добавить, что на сайте автора текст этой статьи время от времени редактируется, совершенствуется. В некоторых случаях правки бывают минимальные и формальные, в некоторых случаях – добавляющие что-то принципиально важное. Поэтому если вы увидели эту статью на другом сайте и она вас заинтересовала, можете проверить, не изменен ли к настоящему моменту текст статьи (время последнего редактирования указано). Редактируемый оригинал находится здесь: http://commune.ucoz.site/